— Эй, друг, ты сигареты-то будешь брать?
Обиходов опасливо отлип от стенки и произнес, словно оправдываясь за свою слабость:
— Стреляют тут у вас…
— Убили что ль кого? — вяло поинтересовался продавец.
Обиходов оглянулся на площадь:
— Вроде не видать.
Продавец равнодушно хмыкнул и бросил на прилавок пачку сигарет.
А еще Обиходов помнил Трубу. Толстую в два обхвата ржавую трубу теплотрассы или чего-то в этом роде, которая отделяла привокзальную площадь от Садового кольца. По этой трубе проходила граница между Москвой и Россией. Москва была рядом, рукой подать. Перейди Кольцо по подземному переходу — и ты в Москве. Но обитатели и гости Курского вокзала не торопились с переходом. Зачем? Там другая жизнь, сложная и непонятная, там страшное 26-е отделение милиции. Они предпочитали любоваться Москвой со своей территории, сидя на теплой трубе. Со временем вдоль трубы понастроили киосков с пивом и снедью, поставили столики. Денно и нощно за этими столиками велись задушевные разговоры. Обиходову нравилось светлыми летними вечерами прогуливаться вдоль трубы и прислушиваться к обрывкам чужих разговоров. Едет положим человек из Мурманска в Керчь, он моряк, потому и едет от одного моря к другому, так ему нужно по работе. А другой человек едет из Крыма в Вологодскую область. Он — вор. И в Крыму он воровал, или наоборот, гулял, спускал наворованное. А третий человек едет из ниоткуда в никуда. Его бросила жена и теперь он не может долго оставаться на одном месте. И вот эти три человека случайно сходятся на Курском вокзале, за столиком у киоска на трубе. Просто потому, что все трое одновременно решили выпить пива, нормальное мужское желание. Начинается разговор, нормальный мужской разговор. У них достаточно времени и достаточно пива, чтобы рассказать друг другу самое главное, что есть в жизни моряка, вора и просто бродяги. Обиходов завидовал таким встречам и таким разговорам. Он может тоже хотел поведать кому-нибудь о своей жизни вот так, за пивом, за столиком у трубы. Но это было невозможно, это было бы фальшиво, потому что такие разговоры ведутся по праву путника, а Обиходов никуда не ехал.
Трубы больше не было. На ее месте построили торговый центр «Атриум» с магазинами, ресторанами, многозальным кинотеатром и непременной идиотской призматической башенкой — визитной карточкой новорусского стиля. Сверкающая неоновыми огнями громада полностью закрыла собой Курский вокзал. Москва убрала Россию с глаз долой.
Воспоминания о Трубе и былых временах вызвали у Обиходова острое желание выпить. Он легонько тряхнул головой, словно приходя в себя после сна, и обнаружил, что находится на втором этаже торгового центра «Атриум» на фуршете по поводу открытия бутика модной спортивной одежды «Ле кок спортиф». Все вокруг было увешано воздушными шариками с изображением бодрого красного петушка. Обиходов механически представил, как можно пошутить на эту тему в заметке: посоветовать владельцам разместить рекламу бутика на радио «Шансон» со слоганом «„Спортивный петух“ — всего лишь одежда». И сам же брезгливо скривился от собственной шутки. Никакой заметки он, разумеется, писать не будет. И на фуршет он приперся просто для того, чтобы убить вечер. В конце концов здесь тоже люди. И можно выпить. «Но не напиваться! Не напиваться!» — дважды повторил он про себя.
Фуршетный стол был длинным, как палуба авианосца. Обиходов представил себя уставшим, потрепанным в боях бомбардировщиком, заходящим на посадку. Первое касание с палубой должно было произойти в разделе холодных закусок, а закончить маневр предстояло в дальнем сужающемся в перспективе конце, за маленьким приставным столиком, где разливали крепкие напитки.
Бросив без разбору в бумажную тарелку несколько канапешек, Обиходов нацелился было на пузатые никелированные судки с горячим, но возле них толкалось слишком много народу, поэтому измученный бомбардировщик слегка отклонился от курса и, минуя раздел десертов, быстро оказался у маленького приставного столика.
— Будьте добры, водки, — сказал он похожему на студента-отличника молодому человеку, который распоряжался напитками. — Две, если можно.
Одну рюмку Обиходов залпом выпил тут же, не отходя от столика.
— Не напиваться! — сдавленно произнес он на выдохе. И заметив, как удивленно поползли вверх брови отличника, добавил:
— К вам, корнет, это не относится.
Мероприятие шло своим чередом. Ценители спортивной моды выпивали и закусывали, держа бумажные тарелки и бокалы на весу. В нужный момент, когда дорогие гости уже прекратили неэстетичную давку у фуршетных столов, но при этом еще помнили по какому поводу они здесь собрались, две бойкие пиар-девицы из агентства, организовавшего презентацию, повели по залу краснолицего француза в клетчатом пиджаке с приколотым к лацкану петушком. Мосье выглядел немного ошарашенным, как все иностранцы, которые живут в России меньше пяти лет. Он натянуто улыбался и сильно потел. Девицы знакомили мосье с теми немногими из гостей, которых знали сами и кудахтали без остановки, не оставляя французу ни секунды на то, чтобы задуматься на что потрачен бюджет акции.
Обиходову же пора было задуматься о том, как спасать собственный вечер, как сконструировать его таким хитрым образом, чтобы неизбежное (увы!) завтрашнее похмелье стало не единственной наградой герою. Для начала необходимы две тесно связанные друг с другом вещи: первая — срочно добавить, вторая — правильный человек, с которым добавлять было бы приятно. Выполняя первый пункт, Обиходов снова оказался у приставного столика с напитками, и, как часто происходит с толково составленными планами, тут же сам собой материализовался второй пункт — за плечо его тронул Олег Махалев, свободный фотограф, снимающий для всех известных изданий сразу.
— Место встречи изменить нельзя! — жизнерадостно рявкнул Махалев. — Мы там, где наливают. Не тормози, амиго! — поторопил он студента. — Лей еще, ради двух стопарей мы б тебя беспокоить не стали.
— Уже отработал? — спросил Обиходов, когда нагруженные рюмками они отошли в сторонку.
— Угу, — кивнул Махалев. — Пленку отщелкал. С них хватит. Теперь можно чуток расслабиться. Давай, за встречу!
Махалеву было уже за пятьдесят. Всклокоченные волосы с проседью, очки в дешевой оправе, не очень чистые джинсы. Дорогой, но изрядно потрепанный «Никон» с перемотанной изоляционной лентой коробкой. Махалев был военным фотографом. Снимал в Афганистане и Ираке, во время первой чеченской войны шастал через линию фронта от чеченцев к федералам и обратно, снимая и тех и других, сделал портретную галерею всех более менее известных полевых командиров. Его снимок публиковал на обложке журнал Time. Обиходов как-то по дурацкой журналистской привычке попробовал спросить его, что он чувствовал, когда снимал боевиков. Все-таки, ведь враги. Раз война, должны быть враги. Или те или другие. Вопрос, которого ждут все военные корреспонденты, чтобы встать в красивую позу и произнести с нездешней умудренностью: «Ни хрена вы тут в Москве не понимаете». Махалев же только кивнул на свой «Никон» и сказал: «Ему все равно», а потом, после короткого неловкого молчания добавил: «Значит, мне тоже». И говорил он это без позы, без бравады, а наоборот, даже смущенно, словно признаваясь в собственной слабости.
