– Убили?!
– Да, вы, вероятно, читали об этом в газетах…
– О Боже! – воскликнул Мейсон. – Так ваш отец Глейн Фолкнер?
Она кивнула в знак согласия.
– По-моему, это убийство так и осталось нераскрытым? –
нахмурился Мейсон.
– Убийства не раскрываются сами по себе, – сказала она с
горечью.
– Можно не говорить о том, что неприятно для вас или…
– А почему нет? В жизни полно всяких неприятностей. По
дороге к вам я твердо решила подавить в себе все чувства.
– О'кей. Продолжайте.
– В четыре года у меня умерла мать, и с этого начались все
наши несчастья, которые преследовали нас целых семь лет. Так, по крайней мере,
утверждал отец. Он был ужасно суеверным, как все игроки.
Его постоянно преследовали неприятности, а великая депрессия
доконала. Он оказался без денег и без работы. Стал перебиваться случайными
заработками. Однажды устроился в забегаловку. Вскоре хозяин умер, и отец
выкупил ее у наследников, решив перестроить на свой манер, но тут «сухой закон»
отменили, и все пошло прахом. Но не буду утомлять вас пересказом всех неудач
отца. Их было множество. Но иногда ему везло. Отец был игроком до мозга костей.
У игроков есть свои хорошие стороны, но есть и плохие. Они
умеют контролировать свои эмоции, умеют проигрывать, сохраняя бесстрастное
выражение лица, но вряд ли хотя бы один из них создал нормальные условия для
своих детей дома. Игра-то ведется вечером и ночью. Так что с отцом мы виделись
редко.
Отец постоянно отдавал меня в пансионы, но всякий раз
повторялась одна и та же история. Он всегда хотел видеть меня в самом
престижном пансионе, но такие пансионы не для детей игроков, вот почему ему приходилось
выдавать себя за владельца ценных бумаг. Дочери родителей, которые играют на
бирже, – весьма и весьма желательные воспитанницы, дочери же тех, кто все время
проводит за карточным столом, – весьма и весьма нежелательны. Отцу, однако,
никогда не приходило в голову, что было бы лучше и не так жестоко отдать меня в
обычную школу, где я была бы предоставлена сама себе. Но ему обязательно
хотелось, чтобы это был самый престижный пансион, а в них оказывалось полно
снобов.
Обычно мне удавалось продержаться в таком пансионе с год,
потом выяснялось, кто на самом деле отец, и приходилось уходить.
Невольно я усвоила кое-что из отцовской философии. Научилась
подавлять свои эмоции, быть всегда сдержанной. Подруг у меня никогда не было,
потому что не хотелось выдавать себя за ту, кем я не была в действительности.
Ну, в общем, закончив образование и достигнув совершеннолетия, я зажила
самостоятельно. Пошла в манекенщицы и стала прилично зарабатывать. К тому
времени отец осел в Лас-Вегасе, где он купил земельный участок, выстроил на нем
небольшой мотель, потом переделал и все просил, чтобы я переехала к нему
навсегда. Но это мне совсем не подходило, так как я знала, что, придя домой в
три часа ночи, он потом будет отсыпаться допоздна. А его участок тем временем постоянно
поднимался в цене.
Какая-то группа предпринимателей приобрела земельный участок
по соседству с отцовским и предложила ему продать свой. Они собирались снести
наши кабины, а на освободившемся месте возвести большой дорогой отель с
бассейном, казино, ночным клубом и все такое…
Отец был готов продать свой мотель, но не за ту цену,
которую ему назначили. Однажды он узнал, что имеет дело с синдикатом, выведал,
чего они хотят, и запросил с них приличную сумму. У членов синдиката его
предложение вызвало ярость. Видя, что у них срывается задуманное, они стали
угрожать отцу. Но он в ответ только смеялся, и в этом была его роковая ошибка.
– Его убил синдикат? – спросил Мейсон.
Мисс Фолкнер пожала плечами. При этом лицо оставалось
совершенно спокойным.
– Не знаю. Никто не знает. Отца убили. Остальные акционеры
страшно перепугались и готовы были отдать свои акции чуть ли не бесплатно. Так
что смерть отца оказалась очень выгодной для кого-то.
Она замолчала, собираясь с мыслями.
– Продолжайте. Что было дальше?
– Сорок процентов акций досталось по наследству мне.
Остальные шестьдесят распределены поровну между четырьмя держателями. Я
находилась под впечатлением смерти отца, когда узнала, что кто-то скупает наши
акции. Другие держатели только и мечтали, как бы скорее сбыть свои акции за те
деньги, которые им предложил синдикат.
Еще когда был жив отец, я познакомилась с Гарвином-младшим.
Мы стали встречаться. Иногда мы виделись с его отцом. Сразу же после этого
убийства отец Гарвина спросил, что я знаю об обстоятельствах смерти отца. Я ему
все рассказала.
Гарвину-старшему стало известно раньше, чем мне, что эта
троица готова уступить свои акции за любую сумму. Он пытался опередить этого
таинственного покупателя, но было уже поздно, и он сумел приобрести долю только
у одного из совладельцев.
На сегодня такой вот расклад: у мистера Гарвина пятнадцать
процентов акций, у меня сорок процентов, остальные у тех, кто называют себя
новым синдикатом и хотят скупить все акции.
– Чего же вы добиваетесь? – с любопытством спросил Мейсон.
– С одной стороны, я хочу продать свою долю, но с другой – я
не могу допустить, чтобы смерть отца оказалась напрасной и им удалось купить
мой пай за гроши. Отец дорого заплатил за него, и я обязана сделать так, чтобы
эти люди ничего не получили.
Теперь главное: человек, назовем его мистером Икс, сейчас
находится здесь, в городе. Мне неизвестно, связан он с новым синдикатом или
нет, но он мне знаком. Я встречала его, когда работала манекенщицей в
Лас-Вегасе.
Раньше мне было только известно, что кто-то нанес визит до
смерти напуганным компаньонам; этот кто-то предложил наличные, выложил их и
исчез с горизонта. Но через несколько дней я узнаю, что мистер Икс собирается
зарегистрировать на свое имя эти акции.
Потом он звонит мне и говорит, что заинтересован в
приобретении и моей доли, а также доли мистера Гарвина, и назначает мне деловое
свидание завтра вечером в восемь тридцать.
Я хотела было связаться с мистером Гарвином, чтобы выяснить,
не захочет ли он слить наши акции. Я хотела продать свои акции одновременно с
ним, иначе у них оказался бы контрольный пакет акций и его просто выжили бы.
Мистера Гарвина в городе нет. Он уехал еще вчера. Я не могу
разыскать его. Его секретарша меня просто не выносит, даже не желает сообщить,
когда он вернется.
– А что Гарвин-младший? – спросил Мейсон. – Разве он не
знает, где отец?
– Тот сейчас далеко, на каком-то совещании.
– Мистеру Гарвину, – произнес задумчиво Мейсон, – может не
понравиться то, что вы вступили в переговоры с этим человеком. Вполне возможно,
что он захочет, чтобы этим занялся я.
