– Кого вы хотите вызвать? – спросил судья Даккер. – Еву
Эллиот.
– Просьба защиты удовлетворена. Свидетель, пройдите вперед
для дачи дальнейших показаний, – постановил судья Даккер.
Когда Ева Эллиот шла по проходу между рядами стульев, Мейсон
украдкой взглянул на свои часы. Она грациозно уселась на стул в лучших традициях
голливудских фильмов.
– Мисс Эллиот, мне хотелось бы задать вам несколько
вопросов. Скажите, вы имели опыт секретарской работы, прежде чем стали работать
у мистера Гарвина?
– Возражаю против вопроса, так как он является недопустимым,
не относящимся к делу и несущественным, – запротестовал прокурор.
– Возражение принимается, – подтвердил судья Даккер.
– Входило ли в ваши обязанности оформление счетов? – зашел с
другого края Мейсон.
– Да, сэр.
– Вы обычно печатали на машинке чеки на оплату этих счетов и
мистер Гарвин их подписывал?
– Да, сэр.
– Правда ли, что, будучи секретарем мистера Гарвина, вы
отпечатали и передали на подпись боссу чеки на сумму в несколько тысяч долларов
для оплаты счетов кампании «Акме», расположенной по адресу: Четэм-стрит, 1397,
которой в действительности не существует и которой не направлялись никакие
заказы.
– Минуточку! Минуточку! – закричал Гамильтон Бюргер. – Ваша
честь, подобные вопросы выходят за рамки слушаемого дела. Перекрестный допрос
является некорректным. Я возражаю на тех же основаниях.
Судья Даккер задумчиво погладил подбородок.
– По-моему, возражение обвинения верно, и суд попросил бы
защиту увязывать свои вопросы с существом дела.
– Другой мой вопрос, – продолжал Мейсон, – касается
следующего: не находилось ли лицо, присылавшее эти счета, в сговоре со
свидетелем и как результат этого не настроено ли оно враждебно к мистеру
Гарвину из-за страха быть разоблаченной?
Судья Даккер нахмурился и проговорил:
– Я разрешаю ответить на данный вопрос, хотя он носит
технический характер и может иметь только весьма отдаленное отношение к делу,
но вместе с тем достаточно взглянуть на свидетеля, чтобы понять, что в ее
поведении есть что-то такое…
– Ваша честь, – вскричала Ева Эллиот со слезами на глазах, –
клянусь, я не брала ни цента из этих денег. Мистер Кассельман обещал мне, что…
– Договаривайте, – строго сказал судья Даккер.
– Я не думаю, что она должна давать показания, – возразил
Гамильтон Бюргер. – Это свидетельство притянуто за уши с целью дискредитировать
свидетеля, в показаниях которого не приходится сомневаться.
– Я не усматриваю тут никакой дискредитации, – сердито
заметил судья Даккер. – Ведь защита не приобщает эти показания к делу. Я прошу
свидетеля взять себя в руки и успокоиться. Итак, вы упомянули имя Кассельмана,
мисс Эллиот.
Ева Эллиот, плача, ответила:
– Он обещал устроить меня на эстраду в своем новом мотеле.
Он… он лгал… он постоянно меня обманывал… он обещал…
Внезапно дверь в зал заседаний открылась, и Мэри Барлоу, на
последних днях беременности, медленно двинулась по проходу, держа в руке
бумажный пакет.
Судья Даккер изумленно уставился на нее. Присяжные
последовали его примеру, а потом в ее сторону повернули головы все сидящие в
зале.
Мэри подошла к барьеру красного дерева, за которым сидел
Перри Мейсон, и протянула ему пакет. Мейсон взял его и повернулся к
следователю. Медленно и эффектно он вскрыл пакет и достал оттуда окровавленные
полотенца.
– Ева, – чеканя слова, произнес адвокат, – после того, как
вы застрелили Джорджа Кассельмана, вы обтерли кровь полотенцами, положили их в
сумку и затем спрятали в кабинете мистера Гарвина. После этого «револьвер из
сейфа», с помощью которого вы совершили убийство, сунули в кобуру, а «револьвер
из кобуры» спрятали в сейфе, когда мистер Гарвин принимал душ, ведь все было
так?
Ева Эллиот вскочила на ноги, затем опустилась на стул и,
всхлипывая, проговорила:
– Я защищалась… Я защищалась… После того как я все узнала…
я… я…
– Не верьте! Не верьте! – закричал Гамильтон Бюргер. – Это
похоже на хорошо отрепетированный спектакль… Это сделано для того, чтобы
запутать присяжных…
Мейсон, усмехнувшись, повернулся к окружному прокурору и
произнес:
– Я кончил, мистер Бюргер. Вы можете закрыть свое дело,
если, конечно, у вас хватит смелости. Защита не имеет никаких других
доказательств.
– У вас больше нет вопросов к свидетелю? – спросил судья
Даккер.
– Нет, ваша честь, – ответил Мейсон. Гамильтон Бюргер
какое-то время сидел совершенно подавленный, потом сказал:
– Прошу суд объявить перерыв на тридцать минут. Может быть,
обвинению удастся…
– У вас есть вопросы к свидетелю? – перебил его судья
Даккер.
– Нет, ваша честь.
Судья Даккер искоса взглянул на Мейсона:
– Защита не возражает против тридцатиминутного перерыва, о
котором просит прокурор?
– Защита возражает. Защита не собирается предоставлять
дальнейшие доказательства невиновности ответчицы и хочет передать дело в руки
присяжных еще сегодня днем.
– Очень хорошо, – решил судья. – Продолжайте свое дело,
мистер обвинитель.
– У меня все.
– Защите больше нечего добавить, – сказал Мейсон.
Судья Даккер долго и внимательно смотрел на Еву Эллиот,
потом спросил:
– Может быть, это и является нарушением правил
делопроизводства, суд не удовлетворен таким решением рассматриваемого вопроса.
Мисс Эллиот, вы убили Джорджа Кассельмана?
– Я застрелила его, – тихо ответила она. – В тот день я
взяла револьвер из сейфа мистера Гарвина… просто хотела попугать его. Но он
набросился на меня… стал душить… чуть не сломал мне шею… в глазах потемнело… я
услышала какой-то грохот… потом все прошло.
– Каким же револьвером вы хотели его припугнуть?
– Тем, который лежал в сейфе.
– И что вы с ним сделали?
– Я положила его в кобуру мистера Гарвина, когда он принимал
душ, а другой револьвер, который лежал в кобуре, положила в сейф.
Судья Даккер насупил брови, помолчал и наконец произнес:
– Суд объявляет часовой перерыв. Ввиду того что данный
свидетель представлен обвинением, обвинение несет за него ответственность, и
слушание стороны обвинения прекращается.
– Ваша честь, – обиженно заявил Гамильтон Бюргер, –
обвинение не хочет связывать себя показаниями этого свидетеля до тех пор, пока
не выяснит побудительные мотивы свидетеля и не прольет свет на это театральное
представление с окровавленными полотенцами.
