– Я адвокат, – ответил Мейсон, как будто это объясняло все.
– О да, понимаю, все же… Впрочем, постойте, вы случайно не
Перри Мейсон?
– Я самый.
– Ну и ну! Вот это сюрприз!
Кассельман протянул руку. Они обменялись рукопожатиями. У
Кассельмана были цепкие, сильные пальцы.
– Садитесь, Мейсон, садитесь, прошу вас. Хотите выпить?
– Нет, спасибо. У меня совсем нет времени. Кассельман снова
посмотрел на часы.
– У меня тоже времени в обрез, адвокат: скоро еще одна
деловая встреча. Тогда, может быть, перейдем к делу?
Мейсон кивнул, опустился в кресло и вынул сигарету из
портсигара.
– Думаю, вам известно, мне принадлежат сорок пять процентов
акций корпорации, – начал Кассельман.
– Известно.
– Пятнадцать процентов принадлежат вашему клиенту, и сорока
процентами владеет Стефани Фолкнер.
– М-да, – произнес Мейсон, пуская колечки дыма и поудобнее
устраиваясь в кресле.
– В Неваде много разных корпораций, – продолжал Кассельман.
– Там легализованы азартные игры, и это имеет большое значение.
– Само собой разумеется.
– Игорный бизнес привлекает игроков, – сказал Кассельман.
– О да!
– А поскольку в других штатах азартные игры запрещены, то их
деятельность зачастую ассоциируется с нарушением законов.
– Конечно.
– И этот нюанс многие не улавливают, сталкиваясь с ситуациями
такого рода.
– Я улавливаю.
– Но давайте перейдем к сути. Как оценивает Гарвин свои
акции?
– Что вы можете предложить?
– Я готов сделать одно предложение, которое является
окончательным и бесповоротным.
– Что это за предложение?
– Я плачу за эти пятнадцать процентов тридцать тысяч
долларов.
– Они стоят дороже.
– Это вопрос спорный. У вас свое мнение. У меня – свое.
По-моему, эти акции стоят тридцать тысяч только потому, что в мои руки
переходит контрольный пакет.
– Я передам ваше предложение моему клиенту, но не думаю, что
он его примет.
– Больше мы не можем предложить. Однако разрешите, мистер
Мейсон, обратить ваше внимание на один момент.
– Какой?
– Если вдруг мы приобретем контроль над корпорацией, данное
предложение, разумеется, аннулируется. После этого мы покупаем акции Гарвина
уже по той цене, которую сами назначим.
– Я так не думаю, – ответил адвокат.
– Почему?
– Потому что вы не отдаете себе отчета в том, сколько
неприятностей может доставить корпорации вроде вашей отдельный владелец акций.
– Возможно, вы не отдаете себе отчета, с кем вам придется
иметь дело?
– Вполне возможно, что другие не отдают себе отчета, с кем
им придется иметь дело?
– Послушайте, Мейсон, давайте вести разговор по-деловому. Не
будем переходить на личности. Учтите, вам может не поздоровиться.
– Меня трудно запугать, – холодно произнес Мейсон. –
Послушайте, черт возьми, что теперь я скажу: происходит убийство Глейна
Фолкнера, потом появляетесь вы и скупаете три пакета акций у перепуганных
держателей… но Гарвина трудно запугать, меня – тем более.
Кассельман помолчал, потом сказал:
– Я не хочу иметь неприятности.
– Не надо напрашиваться на них, – отрезал Мейсон. – К вашему
сведению, Гарвин не собирается продавать свои акции, чтобы вы не захватили
корпорацию в свои руки и не выкупили акции Фолкнера по вашей собственной цене.
Мы предложим вам эти акции только в том случае, если вы купите их вместе с
акциями Стефани Фолкнер по одной цене.
– Хорошо, я покупаю их за такую же цену. Внезапно зазвонил
телефон. Кассельман нервно вскочил, извинился и выбежал в соседнюю комнату. До
Мейсона стали долетать отдельные обрывки фраз.
– Алло… нет, нельзя… Только не сейчас!.. – Он с минуту
слушал и что-то тихо добавил. Затем послышалось: – О'кей, через пару минут. – И
Кассельман, не попрощавшись, повесил трубку.
Вернувшись в комнату, Кассельман взволнованно произнес:
– Мистер Мейсон, прошу меня извинить. Но ко мне в восемь
тридцать должны прийти, и тут возник один очень важный вопрос, который надо
быстро решать.
– Я понимаю. – Мейсон направился к двери. – Вы не дадите
номер своего телефона?
– Очень сожалею, он не для широкого круга.
Мейсон продолжал стоять у двери, не торопясь уходить.
– Хорошо, хорошо, Белдинг 6—9754.
– Спасибо, – поблагодарил Мейсон и вышел в коридор.
Кассельман не захотел протянуть руку на прощанье и быстро захлопнул дверь, на
которой, как успел заметить Мейсон, замок был не пружинного типа.
Перри вышел на улицу, сел в машину и стал ждать. Через
несколько минут к дому подъехал автомобиль, из которого выскочил Гомер
Гарвин-старший и вбежал в подъезд.
Мейсон хотел было нажать на клаксон, но что-то в поведении
Гарвина насторожило его, и он передумал, продолжая не без любопытства наблюдать
за тем, как дальше будут разворачиваться события.
Гарвин открыл входную дверь своим ключом и вошел внутрь.
Три-четыре минуты спустя он вышел из дома, сел в машину и с большим трудом
выехал со стоянки, так как перед ним кто-то поставил свою машину.
Мейсон два раза просигналил, но Гарвин, поглощенный
маневром, не обратил на его сигналы внимания. Едва он отъехал, как к
автостоянке подъехала Стефани Фолкнер. Очевидно, она заметила отъезжающего
Гарвина, но не подала виду. Не заметив Мейсона, она поставила машину, быстро
направилась к дому и собиралась нажать кнопку звонка, когда дверь открылась и
показалась полная женщина лет сорока. Увидев Стефани, она вежливо придержала
дверь, пропуская ее вперед.
За время наблюдения в дом вошли только Гомер Гарвин и Стефани
Фолкнер, а вышла одна полная дама.
Подождав еще несколько минут, Мейсон тронул с места и
объехал вокруг квартала. На углу улицы горел один-единственный фонарь. Когда
Мейсон снова подъехал к зданию, он увидел, что машина Стефани все еще стоит на
прежнем месте.
Адвокат уже в четвертый раз огибал дом, как вдруг заметил
женскую фигуру, сбегавшую по служебной лестнице, и поехал медленнее. Женщина
бросилась в переулок, выскочила на улицу и, наконец, перешла на быстрый шаг.
Мейсон остановился рядом с ней.
