– Но почему я? Это же нонсенс.
Умберто приложил руку к сердцу.
– Не знаю, Вильгельм, клянусь, не знаю.
Я проводил его до гостиницы. На обратном пути домой у меня было время подумать. Все, что приходило в голову, было полным бредом. Но в любом случае это сулило шанс – вернуться в Москву, увидеть Лию. Внезапно я поймал себя на гадкой мысли: «Хочу узнать тайну. Вне зависимости от того, увижу Лию или нет».
* * *
На следующий день предстояло сделать много важных дел.
С утра в банк. Операционистка очень удивилась, увидев карточку, попросила паспорт и ушла – наверное, советоваться. Вернувшись, долго и неохотно заполняла какие-то бумаги, но требуемую сумму выдала. Я запросил рейхсмарки, все-таки лучше местных тугриков.
На улице около моего велосипеда скромно стоял Боббер.
– Здравствуйте, Вильгельм Павлович.
– Привет, Шура, уезжаю я.
– Понятно, кто бы сомневался. Если уж такие карточки присылают, наверное, и паспортишко не забудут.
– Верно, Шура, так что бывай…
– Не плюйте в колодец, Вильгельм Павлович, пригодится воды напиться.
Я с интересом взглянул на участкового.
– Ты о чем, друг?
– Ну, придумайте что-нибудь, вы человек ученый, порученьице какое-нибудь. Все выполню. Я выполню, а вы меня отблагодарите. Времена-то какие наступают! Капиталец надобно иметь стартовый.
– Во как. Грамотный милиционер пошел.
– Я из народной милиции уходить собираюсь, Вильгельм Павлович. Кооператив хочу открыть. Раскручусь, вовек не забуду.
– Лучников что ли сагитировал?
– Почему Лучников? Много и без него разговоров ходит.
– А как кооператив-то назовешь, Шура?
Боббер оживился, в глазах заиграл огонек.
– О, это я давно придумал, Вильгельм Павлович. «Афина Паллада» назову.
Я вздрогнул.
– Почему?
– Просто так, название красивое. Понравилось.
Я выдал Бобберу 500 рейхсмарок и поручил навести справки о ростовском журналисте Моложавенко.
Весь день мне было нехорошо. Мысли путались. Ближе к вечеру я уволился с работы. Съездил на вокзал. Сделал еще кое-какие дела, домой вернулся поздно. Лучников бродил по квартире мрачный.
– Ты уедешь, и мне подселят какого-нибудь му-да-ка, – по слогам произнес он. – Что я буду делать? Вообще, наверное, с ума сойду.
Мне стало жалко соседа.
– А как же твои кооперативные планы?
Лучников махнул рукой.
– Бесполезно, брат, пустые мечтания, ты же знаешь…
– Нет, Андрюха, не бесполезно! Мне, представь себе, кое-что известно. Ты был прав, грядут перемены, не упусти момента.
Лучников тоскливо посмотрел на меня.
– Я неудачник, Вильгельм, жизнь прошла мимо.
Он повернулся и вышел из кухни. Я судорожно полез в потайной карман.
– Андрей, подожди. – В руке были деньги. – Мне подфартило… наследство получил. Возьми, приятель, пригодится.
На следующий день ближе к вечеру, захватив конструктор «TELEMAX» и несколько полезных в дороге вещей, поездом я уезжал в Москву. На вокзале меня провожали Боббер и Лучников. Боббер по-военному четко сообщил, что обязательно выяснит все по интересующему меня вопросу и через неделю вышлет отчет по любому московскому адресу. Лучников, прощаясь, сказал, что собирается на отдых, в Гурзуф.
Западная Москва. 26 июня 1976 года
Вряд ли найдется в целом мире другая жена, которая встретила бы так неприветливо мужа, вернувшегося к ней после долгой разлуки.
Лия жила теперь на улице Станиславского, разумеется, с Ипполитом. Я, конечно, поступал по-свински, без предупреждения поднимаясь на четвертый этаж дома из розового кирпича, рядом с громадным зданием Художественного театра.
Субботнее утро, скорее, уже день, двенадцатый час – я позвонил в дверь.
Открыла Лия. Взрослая интересная женщина.
Она изменилась за восемь лет. Собственно, это не стало для меня сюрпризом. Те, в сущности, недолгие и бестолковые разговоры, которые мы изредка вели по междугородной связи, не оставляли надежды на свидание с прежней Лией Ермаковой. Мы никогда не говорили о разводе, но все же было ясно, что наш недолгий брак распался. Однако я по-прежнему всей душой стремился в Москву, на что-то надеялся, хотел увидеть детей, увидеть ее.
– Ты что тут делаешь?
– Ты мне не рада?
Она смутилась.
– Ну, что же мы в дверях… проходи.
– Кто там, дорогая? – Из комнаты вышел Ипполит.
– Здорово, Ипполит.
– Вильгельм?!
– Он самый.
Я подоспел как раз к позднему субботнему завтраку. Посидели. Разговор не клеился. Я сообщил, что жить собираюсь в гостинице и не обременю гостеприимных хозяев. «Гостиницы дороги?» – «Финансовое положение позволяет». – «Надолго ли в Россию?» – «Пока неизвестно. Где дети? Ах, на даче, конечно, – каникулы. Когда можно их увидеть?»
– Мы отправляемся в Раздоры во второй половине дня, на машине. Поедешь? – предложила Лия.
Я отказался, сказав, что приеду завтра с утра на электричке. Взял адрес и распрощался.
Раздоры – говорящее название. Когда-то там была деревня, в которой, по-видимому, царил раздор. Теперь дачный поселок, населенный высокопоставленными чиновниками МИДа, популярными актерами и прочими успешными служащими Российской Демократической Республики.
Столица сей республики за восемь лет изменилась мало. С одной стороны, стало почище, с другой – люди как-то посерели. То ли мода изменилась, то ли я постарел.
Спустившись вниз по Тверской, поглазел на Кремль, выпил кофе в «Национале» и, перейдя на другую сторону улицы, снял номер в «Метрополе». До обеда грустил, потом позвонил Бондаренко и вечером напился с ним в компании бывших сослуживцев.
* * *
Берлинский вокзал в воскресенье просторен. Людей мало. Кто хотел, уже уехал за город. Голова, как ни странно, не болела. Все-таки дорогие напитки, которые доступны обладателям карточки Super Gold, дают шанс не испытать утреннего похмелья.
Я купил газету и устроился на лавке возле окна. Поезд покряхтел немного и тронулся. Давненько не приходилось мне читать российских газет.
«В Центральном комитете НСДАП. Центральный комитет по восточной политике НСДАП рассмотрел вопрос „О ходе выполнения партийными организациями Российской Демократической Республики постановления НСДАП об организаторской и политической работе на местах“. В ходе пленарных заседаний был заслушан доклад Председателя правительства Российской Демократической Республики Бронислава Владиславовича Каминского. В принятом постановлении Центральный комитет по восточной политике отметил, что национал-социалисты и все трудящиеся Российской ДР горячо одобрили решение XXV съезда НСДАП, положения и задачи, выдвинутые рейхсканцлером его превосходительством господином Вальтером Шелленбергом в отчетном докладе съезду НСДАП, с воодушевлением борются за их практическое осуществление».
