Старший лейтенант со вздохом отложил исписанный листок в сторону и взял следующий.
— Они ее били?
— При мне — нет. Но я слышал, как она кричала.
— Кто бил тебя?
— Я их не знаю. Могу только описать по внешности. Да и то… Темно ведь было.
— Ну, давай. Значит, их было пятеро…
Оперативник толково и подробно стал уточнять приметы нападавших и обстоятельства, при которых студент оказался в реке.
— Все. Распишись теперь на каждом листе, а в конце напиши «мною прочитано, с моих слов записано правильно» — и тоже роспись.
Паренек, не читая, сделал то, о чем его просили.
— Сейчас я тебе выпишу направление на освидетельствование…
— А что это такое?
— Ну, на снятие побоев, проще говоря. С утра сходишь в судмедэкспертизу — доктора определят степень тяжести причиненных телесных повреждений, — старший лейтенант зевает, — но вряд ли они потянут на менее тяжкие, не говоря уже о тяжких, поэтому…
— А Лена? — взволнованно спросил парень.
— Что, Лена?
— Разве вы не поедете ее искать?
— Во-первых, это не входит в мои обязанности…
— Я не о вас персонально говорю. Разве милиция не будет ее искать сейчас?
— Нет.
— Но, почему? Ее же схватили и…
— Что, «и»?
— Не знаю. Может быть, в эти минуты над ней издеваются…
— Вот, именно, «может быть». А, может быть мою тещу, дай ее бог здоровья — хорошая теща — сосед топором зарубил. Тем более что сосед — плотник, пьет, и мою тещу сильно не уважает. Может быть? Может. И много чего еще может быть.
— Так что же делать?
— Ничего. Вы кто ей?
— Ну, знакомый, наверное… Хороший знакомый.
— То есть, не член семьи и даже не родственник. Значит, и заявление о ее пропаже писать не имеете права.
— А кто имеет право?
— Супруг. Родители. Вот до утра если не найдется, то мать пусть приходит и пишет заявление. Тогда заведут розыскное дело. Да, и то, по-моему, его только через три дня заводят…
Через три дня тело девушки было найдено в реке, в четырнадцати километрах вниз по течению.
* * *
Портрет Генерального секретаря ЦК КПСС Черненко будто провожал неподвижным взглядом лихорадочно прохаживающегося мимо человека в синей прокурорской форме, но без кителя. Прокурор области большими шагами нервно вышагивал по своему кабинету. Его энергичное, волевое, слегка полноватое лицо было нахмурено.
Закончился, предусмотренный законом, пятилетний срок пребывания его в этой должности. Бумаги же на его представление на новый пятилетний срок осели где-то в недрах обкома партии.
Не то, чтобы он не ладил с обкомом — это было просто невозможно, но партийные чинуши на каждом шагу старались показать, кто в области хозяин. И на каждом бюро обкома старались ущипнуть главного областного «законника», как они называли его с пренебрежением и даже презрением.
К прокурорским работникам любая местная партийная и советская власть вообще относилась как к какой-то неизбежной, но не очень существенной, помехе.
— Что вы тычете всюду свои законы! — мог заорать и, действительно, орал на прокурора даже завотделом обкома, не говоря уже о секретарях областного комитета партии или председателе облисполкома.
«Свои законы» — каково?
И прокурор вынужден был брать под козырек и снимать обоснованные и, главное, основанные на законе, претензии или требования к органам исполнительной власти и хозяйственникам.
Зазвонил телефон. Прокурор подошел к столу и взял трубку.
— Слушаю вас, — произнес он. — …Здравствуйте, василий Борисович… Да, мы проводим расследование… Пока неясно… Нет, никто не задержан… Почему не милиция занимается?.. Это чисто прокурорская подследственность… Закон так определяет… Да, я, конечно, доложу о результатах… До свидания.
Прокурор положил трубку и хмыкнул.
— Почему не милиция… — раздраженно повторил он, передразнивая собеседника, — …какой еще такой закон…
К милиции отношение было совершенно иное — милиция была цепным псом партии и служила ей верой и правдой, не оглядываясь ни на какие законы. Единственным законом для нее была воля партии, а, точнее, воля соответствующего партийного бонзы. Иногда начальник милиции был членом бюро обкома или райкома партии и, поэтому, фактически стоял в иерархии выше прокурора, хотя его деятельность была поднадзорна прокуратуре.
Прокурор области нервничал не зря. Он, в общем-то, был не из тех, кто чересчур прогибался перед партийной верхушкой области, и старался честно исполнять свой государственный долг. Конечно, это было видно невооруженным глазом и ему, похоже, собирались показать его место. Поводы к этому были, а найти основания…
Он взял со столика желтоватую брошюрку «Закон о Прокуратуре Союза ССР» и стал рассеянно листать ее.
Формально, в соответствии с Конституцией, прокуратура была централизованным органом, не подчинявшимся местным органам власти. Прокурора области своим приказом назначал Генеральный прокурор СССР. Но, фактически, ни одна номенклатурная должность и, уж, тем более, прокурорская, не могла быть занята без согласования соответствующего партийного комитета.
Вначале этот вопрос рассматривался на бюро райкома, обкома, или ЦК партии, в зависимости от того, прокурора какого ранга назначали. И уж если бюро не согласовывало кандидатуру, то и речи о его назначении не могло идти. Таких случаев история не зафиксировала. Кто мог пойти против мнения партийного органа?
Генеральный прокурор? Только, если ему самому надоела его должность.
На столе прозвенел звонок внутренней связи.
— Заходи, — коротко произнес в трубку областной прокурор и набросил на плечи китель без погон, но с двумя вышитыми золотом большими звездами в черных петлицах, висевший на спинке кресла.
Вошедший был высок, худощав и одет в аккуратный коричневый костюм и светлую рубашку с галстуком. Большие, не по возрасту, залысины, скрашивали его простоватое угловатое лицо, придавая ему интеллигентный вид. В руке он держал уголовное дело, скрепленное желтовато-коричневыми корочками, которое тотчас же и раскрыл, дождавшись приглашения присесть.
— Здравствуйте, Константин Сергеевич.
— Ну, что у тебя с этой утонувшей девушкой, — хозяин кабинета пожал вошедшему следователю руку, но не смог скрыть досады, хотя видимых поводов к этому не было.
— Она не утонула. Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы Елена Болышева была сначала задушена, а потом сброшена в Неман. А, кроме того, очень сильно избита перед этим и зверски изнасилована. Говоря языком эксперта, смерть наступила в результате механической асфиксии, от сдавливания шеи руками. Свежий разрыв девственной плевы. На теле и на лице — семнадцать ушибленных ран…
