Хулиганы глазели на Мишеля, как на фокусника, извлекающего из цилиндра, одного за другим, зайцев.
— Ну что же вы?..
Хулиганы тоже обкусили свои сигары, зубами, сбоку, не снимая целлофановой обертки, прокручивая их между резцами и доламывая пальцами, и выплюнули расплющенные и изжеванные концы себе под ноги.
Нет, не скоро еще в Россию придет настоящая культура...
Мишель-Герхард-фон-Штольц вновь запустил в карман, как в тот цирковой цилиндр, руку и извлек оттуда зажигалку. Самую обыкновенную, золотую, с двумя изумрудами. Даже без фамильного вензеля.
— У меня есть к вам... одно... небольшое деловое... предложение, — сказал он со вкусом, прерывая речь затяжками, раскуривая сигару. И раскурив, и блаженно жмурясь, втянул в легкие первую и самую сочную и острую струю дыма.
— Что вы на это скажете, джентльмены?..
Но хулиганы на это ничего не ответили, потому что не слушали его и на него не смотрели, а пялились на зажигалку, которую он держал перед ними, предлагая огоньку.
— А чего ты базаришь-то? — вдруг, с угрозой в голосе, спросил самый маленький.
— Я базарю? А чего я такого сказал-то? — ответил за Мишеля-Герхарда-фон-Штольца, почуявший неладное, Мишка Шутов.
— Сказал, что мы типа — фраера! Да? — возмутился длинный.
— Пардон!.. Я сказал — джентльмены... — поправил его Мишель.
— Во-во! Ты че, на... мужик, нас на!..
— Я — на?.. Я себе на... мимо шел, по улице на!.. — вполне миролюбиво ответил Мишка Шутов. — Я на... домой опаздываю и хоть бы на... один автобус, на... остановке! А тут вы на... тебе!..
Хулиганы сочувственно закивали, соглашаясь с тем, что городской транспорт ходит крайне нерегулярно.
Но Мишель-Герхард-фон-Штольц вновь все испортил!
— Вы меня неверно истолковали, господа! — сказал он.
Ах, еще и господа!..
Хулиганы воровато оглянулись, и тот, что ниже, нехорошо ухмыльнувшись, боднул Мишеля головой в грудь, отчего из его рта и ноздрей, как из трубы паровоза, вырвались густые клубы табачного дыма.
Мишель-Герхард-фон-Штольц хотел было ответить на удар изящной подсечкой, а потом блоком, но высокий ткнул его кулаком в ухо. За что Мишка Шутов, секунды не раздумывая, врезал ему справа в скулу. Тут же получив от коротышки ногой в живот.
Надо было его переворотом через бедро!.. — сгибаясь в три погибели, запоздало решил Мишель-Герхард-фон-Штольц.
«Эх, монтировочку бы сюда! Или скамейку разобрать! — тоже не вовремя подумал Мишка Шутов, падая на бок, сворачиваясь клубком и обхватывая голову руками. — Лишь бы до смерти не запинали!»
И его, конечно, попинали. Но не так, чтобы очень. Верно, потому, что хулиганы боялись попортить зажигалку. Они вывернули Мишелю карманы, нашли зажигалку и портмоне, сдернули с руки часы и, топая ногами об асфальт, побежали в темноту.
Какая дикая, варварская, нецивилизованная страна! — печально вздохнул Мишель-Герхард-фон-Штольц, с трудом вставая на четвереньки и мотая из стороны в сторону разбитой головой.
«Да ладно ты, не канючь, скажи спасибо, что совсем не прибили!» — возразил ему, довольный тем, что остался жив, Мишка Шутов.
Еще минуту или две Мишель-Герхард-фон-Штольц стоял на четвереньках, а потом, кое-как поднявшись на ноги, пошел в ближайшее отделение милиции.
— Меня ограбили! — заявил он.
— Ну и что? — пожали плечами милиционеры. — Не убили ведь.
— Вы, наверное, меня не вполне верно поняли, — стал горячиться Мишель-Герхард-фон-Штольц. — Меня только что, буквально в двух шагах отсюда, ограбили! Преступники не могли далеко уйти!..
И что, что с того? — скучно глядели милиционеры на растрепанного гражданина. Теперь — не ушли, чуть позже — уйдут. Не бегать же им, шинели задрав, за каждым грабителем.
— Вы, гражданин, лучше успокойтесь, напишите все, как было, а мы пока врача пригласим, чтобы он освидетельствовал вас на наличие алкоголя, — предложили милиционеры.
— Ну при чем здесь врач?! — вскричал, понимая, что уходит драгоценное время, Мишель-Герхард-фон-Штольц.
— При том, что, может быть, вы находитесь в состоянии алкогольного опьянения и в этом самом пьяном виде сами свои вещи потеряли, — объяснили милиционеры.
— Да как вы смеете! — рявкнул Мишель-Герхард-фон-Штольц. — Я буду жаловаться на вас в штаб-квартиру Интерпола!
— Чего-чего?.. Гапоненко, ты слышал? — спросил, полуобернувшись, дежурный.
— Ага, слышал, товарищ лейтенант!
— Оформи-ка гражданину оскорбление при исполнении...
После чего потерпевший Мишель-Герхард-фон-Штольц должен был отправиться в обезьянник, где отсидеть на нарах в приятном обществе бомжей, наркоманов и проституток сутки или десять.
И отсидел бы, будьте уверены, кабы его не выручил Мишка Шутов.
— Значит, так, ребята, — миролюбиво сказал он. — Я всегда верил и продолжаю верить в нашу родную милицию. И потому предлагаю небольшое пари — ставлю десять к одному, что вы их поймаете в течение четверти часа! Десять американских Франклинов — против нашего деревянного рубля.
Мгновение милиционеры думали...
— Гапоненко!
— Я, товарищ лейтенант!
— Ты чего тут стоишь, как три тополя на Плющихе?.. Ты чего мер не принимаешь? Гражданина вон побили и ограбили, а ты никаких мышей не ловишь! А ну, быстро — по коням! Отделение в ружье!
— Ага, товарищ лейтенант.
— Понял, товарищ лейтенант.
— Сделаем, товарищ лейтенант.
— Есть!..
Глава 29
Хорошо тем, кто близок к Петру.
Хорошо тем, что близость сия оборачивается выгодными подрядами на поставку сукна для пошива солдатских мундиров, пеньки для выделки корабельных вант, свинца для литья ружейных пуль, провианта для дальних военных походов... А тот, кто царю приглянулся, в сей момент может из грязи в князи выйти, получив звание генеральское или канцелярию в полное свое единоначальное владение. Как Алексашка Меншиков, сын придворного конюха, что ранее пирогами с зайчатиной на базаре в Китай-городе торговал, а нынче, обласканный Петром, князь-кесарем стал, каменные дома в Петербурге и Москве имеет и денег без счету.
Хорошо быть подле Петра!
Но и плохо же...
Плохо — что можно навлечь на себя словом неловким, взглядом косым или просто под горячую руку угодив, гнев царский, который удержу не знает. Но и тем тоже, что приходится принимать участие в забавах Петровых, которые не всяк выдержать может.
