Он не взял деньги, но он не собирался отказываться от взятых на себя обязательств. Пусть даже он ничего не обещал Осипу Карловичу, но для себя решил, что не бросит Анну, что найдет ее в Москве и сделает все от него зависящее, чтобы спасти ее!..
А ее адрес у него был. Остался! Он не сдал его вместе с деньгами, посчитав, что тот не имеет отношения к делу. Он не отдал его, может быть, рискуя тем, что это будет расценено как серьезный должностной проступок!
Ну и пусть, он все равно не хочет впутывать Анну во все это!..
Мишель быстро прошел по квартире, прибирая после себя и находя немногие свои вещи. Обжиться он здесь не успел, так что времени на сборы много не требовалось. Он даже пролетку, ожидавшую его внизу, у парадного, не отпустил.
Так, стакан с подстаканником на полку, прочитанные газеты — в топку, шинели обратно на вешалку... Все?..
Пожалуй!
Мишель еще раз оглядел давшее ему приют на эти дни жилище и прошел к двери. Но только он взялся за ручку, как в нее позвонили.
Кто бы это? Неужто новые жильцы? Так скоро?..
Он отодвинул щеколду и открыл дверь.
На лестничной клетке, перед дверью, стоял прапорщик в армейской шинели, при сабле. За ним толклись несколько солдат с перекинутыми через плечи винтовками.
— Что вам угодно? — произнес Мишель.
— Фирфанцев Мишель Алексеевич? — спросил прапорщик.
— Да, это я? Чем могу быть полезен?
— Будьте любезны проследовать за нами.
— А в чем, собственно, дело? — удивился Мишель.
— Будьте так любезны! — с нажимом повторил прапорщик.
— Ну хорошо, сейчас, — кивнул Мишель, наклоняясь, чтобы взять свой саквояж.
— Не извольте беспокоиться! — сказал прапорщик, быстро наклоняясь и перехватывая у него поклажу.
И теперь тоже Мишель ничего не понял! Он что — желает помочь снести ему багаж вниз? Как это любезно с его стороны!
И полез уже было за ключом, как тут его руку крепко перехватил за кисть один из солдат.
— Извольте сдать ваше оружие! — сурово сказал прапорщик.
— По какому праву? — вскипел Мишель.
Но прапорщик его не слушал, ловко обстукивая по бокам. Наткнулся на пристегнутую с боку, под пальто, кобуру, задрал полу, расстегнул ее, выдернул и сунул в свой карман револьвер.
— Господин Фирфанцев, вы арестованы, — только теперь сообщил он.
— И у вас имеется ордер? — растерянно спросил Мишель.
— Не извольте беспокоиться.
Прапорщик развернул, впрочем, в руки ему не давая, лист, на старом еще, Департамента Полиции, бланке, но уже с новой, совершенно невзрачной на вид синей печатью.
В ордер была вписана его фамилия. А внизу была подпись какого-то незнакомого ему милицейского чина с совершенно ничего не говорящей ему фамилией. Но инициалы!.. Инициалы были ему знакомы... Инициалы были — Д и А!
Дмитрий Алексеевич?!
— В чем меня обвиняют? — взяв себя в руки и уже совершенно спокойно спросил Мишель.
— В служении прежнему режиму и творимых при этом произволе и злоупотреблениях, — объяснил прапорщик. И добавил, уже от себя: — Мы теперь арестовываем всех жандармов из прежней охранки, которые верой и правдой служили царю, душа свободу!
И опять слова!..
— Что конкретно вменяется мне в вину? — попросил уточнить Мишель.
— Преследование борцов за свободу, — заявил прапорщик.
— Но я никогда не служил в охранном отделении, — попытался возразить Мишель. — Я занимался уголовным сыском, преследуя воров и убийц!
Прапорщик промолчал.
За него ответил солдат.
— Один черт! Все одно, сразу видать — жандарм и душитель, — злобно буркнул он. — И чего только с ними цацкаться — всех бы их в распыл пустить! Вывести — да стрельнуть!..
И стоящие рядом солдаты согласно закивали.
— Шагай давай, ваше благородие! — прикрикнул солдат, скидывая с плеча винтовку.
И стало совершенно ясно, что если он им не подчинится или, пуще того, побежит, то они будут стрелять и запросто, без суда и следствия, его прямо здесь и прикончат!
Мишель шагнул на ступеньки, ничего не понимая.
— Куда мы теперь? — спросил он, чтобы прервать томительное молчание.
Но ему не ответили. Хотя он заметил, как солдаты быстро переглянулись меж собой.
И от того, что ему не ответили и что обращались с ним так, словно уверены были, что он никому не пожалуется, Мишеля все более и более охватывало страшное предчувствие, что его никуда не повезут, а, спустив вниз, просто заведут во двор, приставят к стенке и застрелят. Как совсем недавно здесь, в Петрограде, и в Москве тоже озверевшая от крови солдатня и почуявшие свободу обыватели ловили и стреляли или даже просто забивали насмерть камнями и палками пойманных на улице городовых.
Неужели?.. Неужели и его тоже?..
Неужели — теперь?!
Глава 38
Уж как Густава ни предупреждали, чтобы не имел он дел с Алексашкой Меншиковым, и как он от него ни берегся, а черт все равно попутал!
Прислал к нему как-то князь-кесарь записку, где сей час, не откладывая, велел доставить ему во дворец часы с каменьями работы немецкого мастера Иоганна Пруста. И послал своего слугу и трех солдат ему в сопровождение. Дать бы ему эти часы — да и дело с концом, да только Густав возьми и упрись.
Нет, сказал, такого указа, чтобы он по чьей-нибудь просьбе, кроме царя с царицей, рентерию отворял! Князь-кесарь не царь и, значит, никаких часов без особого на то соизволения императора Петра получить не может!
Караульный офицер, который уже было к дверям пошел караул снимать, глаза выпучил и на Густава глядит.
Как можно любимцу царя, который после него в государстве второй человек, перечить?! Отдать ему эти часы — пусть потешится. А чтобы на себя беды не накликать, можно о том после царю сообщить!
Так бы и сделать. Да только Густав — ни в какую! А без него, один, офицер ничего поделать не может, так как ключа от рентерии у него нет! Он только солдатами заведует, а всем тем, что за дверями, — Густав Фирлефанц!
Стоит офицер в полной растерянности, ничего караулу не говорит и чего делать — не знает. Не силой же ключ отнимать! За такое самоуправство можно запросто на плаху лечь!
А Густав все — нет да нет! И пальцем своим в параграфы тычет!..
Так и ушел посланный Меншиковым слуга с солдатами несолоно хлебавши. Но только на этом ничего не кончилось. Потому что часа не прошло, как заявился в рентерию сам князь-кесарь, пьяный и злой на весь белый свет.
