Кинулся Карл к окну — народ ахнул.
Что же теперь — прыгать?... Нет, высоко, расшибешься оземь! Только обратно идти!
Скинул Карл рогожку, да уж не мокрую, а чуть только влажную, завернул в нее барыню. Сам кафтан на голову накинул. Дверцу открыл — в глаза жаром шибануло. Уж стены гореть зачали.
Ах, беда, беда!...
Упал на коленки, лицом чуть не к самому полу пригнулся, а все одно дым глаза выедает, нос-рот горечью забивает, так что не продохнуть! Кашляет Карл, а сам барыню за собой волочит, как кошка котенка своего!
Уж и не помнил, как до лестницы добрался! Тут барыню на руки подхватил да вниз побег, о стенку стукаясь, потому как не видать ничего! Разок головешка его догнала, в макушку вдарила, волосы огнем опалив.
Но добежал-таки!
Лесенку свою нашел, которая уж тлела от упавших на нее искр. Народ его снизу увидал — возликовал, шапками махать начал.
Карл одну ногу вниз спустил, за ней — другую, да так, спиной назад, и полез, барыню в руках держа. Лестница скрипит, качается — того и гляди сверзнешься! Но иначе нельзя, иначе ему с ношей своей не справиться.
Так и добрался.
А как добрался, тут все силы его оставили. Упал, кашлять стал, да так, что чуть все нутро не вывернул. Кто-то на нем кафтан тушит, а он того и не чувствует.
Оттащили его в сторону, а тут как раз прогоревшая крыша вниз рухнула, этажи пробивая. Еще бы чуток — и не успел он.
Барыню развернули, из рогожки вынули — жива! Только плачет и на всех очумело глядит. Тут челядь, няньки да мамки набежали, стали подле нее причитать, в чувство приводить. За хлопотами-то о Карле позабыли. Известное дело, кто он — солдат, а она барыня! Ей все внимание.
Только кто-то, кого Карл и не увидал, шепнул ему на ухо:
— Ты теперича денег у них попроси — поди, дадут!
Но только ничего Карл просить не стал. Да и не у кого было! Как раз дом валиться стал, и все от него во все стороны побежали!
Прокашлялся Карл, встал да, шатаясь, к своим пошел, взял топор и айда избу разбирать.
И знать он не знал и ведать не ведал, что с сего достопамятного дня вся-то его жизнь наперекосяк пойдет!...
Глава 9
Не иначе как сам черт надоумил Мишеля отправиться на свою квартиру. Не мог он далее без зазрения совести сидеть на шее Анны, отчего собирался, перебрав вещи, найти что-нибудь подходящее, что можно было бы обменять на дрова и продукты.
Но, ей-богу, лучше бы он у Анны сидел!...
Дверь парадного, как водится, была заколочена досками крест-накрест, но Мишель пошел через черный ход, который был незаперт, был нараспашку. В подъезде было холодно, как на улице, изо рта шел пар, а на лестничных клетках лежали наметенные сквозь разбитые окна сугробы.
Он поднялся к себе на третий этаж и сунул ключ в замочную скважину. В какой-то момент ему показалось, что он услышал за дверью какой-то шум, но не придал этому значения. Там, в квартире, никого не могло быть.
Он провернул ключ и открыл дверь.
Что-то было не так... В первое мгновение он не понял что, но потом!...
Эта квартира досталась ему от отца, который четверть века верой и правдой служил во благо России и государя императора в Министерстве иностранных дел. Почти сразу же после выхода в отставку отец скончался от какой-то экзотической, подхваченной им в Индии болезни. Его кабинет и теперь находился в неприкосновенности, как если бы он ненадолго вышел и вскорости должен был вернуться.
Мишель у себя дома бывал нечасто, постоянно уезжая по делам службы в командировки. И каждый раз, когда он возвращался, его охватывало щемящее чувство утраты...
Но не теперь! Теперь он чувствовал тревогу!
Почему?...
Да потому, что в квартире было довольно тепло! Настолько, что можно было находиться в ней без верхней одежды!... Хотя должно было быть холодно, ведь все это время никто за квартирой не приглядывал и печей не топил!
Но как же так может быть?...
Мишель уже было хотел отступить назад, как вдруг из-за стены выступила чья-то тень и тут же, с другой стороны, еще одна и его цепко схватили за руки, толкнули внутрь и споро захлопнули за ним и задвинули на щеколду дверь.
Сопротивляться он не мог и в первое мгновение даже не пытался, будучи совершенно растерян.
«Грабители!» — решил было он.
И, резко дернувшись, попробовал освободить руки. Но в бок ему жестко и больно ткнулось дуло револьвера, а чья-то рука в перчатках, бесцеремонно облапав сзади его лицо, зажала рот и нос. И тут же он услышал, как сухо и коротко щелкнул взводимый курок.
— Не балуй!...
Он стоял совершенно бессильный, прижатый к стене, ожидая, что вот теперь, через мгновение, прозвучит выстрел! Который даже, скорее всего, никто не услышит, потому что звук выйдет глухой, по причине того, что дуло глубоко вдавлено в пальто и в тело.
Неужели все?...
Кто-то споро начал обшаривать его карманы, обстучал пояс, проверяя, нет ли при нем оружия.
Нет, видно, сразу не убьют, раз обыскивают.
— Ничего! — быстро сказал чей-то голос.
— И что с ним теперь делать? — спросил другой.
— Пристукнуть по-тихому да сволочь ночью на улицу.
Это его пристукнуть и сволочь. В его собственной квартире!
Но тут же застучали быстрые шаги и чей-то показавшийся ужасно знакомым голос сказал:
— Господа, остановитесь, это же свой! Это же Мишель!...
Рука в перчатке ослабла и сползла с лица. Револьвер перестал сверлить бок. И тут же кто-то налетел на него сбоку, разворачивая к себе.
— Господа, разрешите представить — Мишель Фирфанцев!
Мишель автоматически кивнул головой. Тем самым господам, что секунду назад крутили ему руки и чуть его не пристрелили.
Пред ним стоял Сашка Звягин собственной персоной. Давнишний его приятель и сослуживец.
— А мы-то грешным делом тебя списали! — обрадованно сообщил он. — Думали, что красные тебя давно в расход пустили. А ты вот он, живехонек! — И, обернувшись, объяснил: — Господа, мы с Мишелем в одном ведомстве служили, так что в нем можно быть совершенно уверенным.
Офицеры, убрав в кобуры револьверы и так же коротко кивая, представились:
— Штабс-капитан Буров, честь имею...
— Поручик Ардов...
Мишель никак не мог прийти в себя. В его квартире была куча каких-то незнакомых офицеров во главе с Сашкой Звягиным. Откуда?...
— Ты уж прости нас великодушно, — виновато развел руками Сашка. — Мы тут пристанище искали, а к себе мне нынче никак нельзя, меня красные ищут. Заявились вот к тебе, а тебя и нет. Ну мы и распорядились... Немножко вот пришлось тебе дверь попортить. Надеюсь, ты не в обиде?
