Взгляды чуть смягчились.
Это, конечно, была не причина, но это хоть как-то объясняло поведение Мишеля. Если бы он врал, если бы собирался переметнуться к красным, он бы придумал что-нибудь менее глупое. Жениться теперь, когда не знаешь, будешь ли жив завтра или через час...
А впрочем, может, именно теперь и стоит! Назло всему!
— Поздравляем! — коротко сказал кто-то из офицеров, судя по всему, самый здесь старший. И обернулся к Сашке. — Господин Звягин!
— Я! — ответил, подбираясь и вытягиваясь по стойке «смирно», Сашка.
— Вы лучше нас знаете своего товарища. Вы можете за него поручиться?
Было видно, что Звягин ни за кого ручаться не хочет, потому что теперь ручаться ни за кого было нельзя. Но если он откажет своему сослуживцу и приятелю в ручательстве, то того придется валить с ног, вязать и оставлять здесь, приставив к нему круглосуточную охрану. Или придется прикончить в его собственном доме, чтобы он не успел на них донести.
Звягин, напряженно размышляя, смотрел на Мишеля. В их среде бросаться словами было не принято, и если ты за кого-то ручался, то ручался собственной головой.
— Господа... Слово офицера! — твердо произнес Мишель. — Я бы непременно отправился с вами, но меня ждет невеста. Было бы непорядочно, подло бросить ее за несколько дней до свадьбы.
— Где тебя, если что, искать? — официальным тоном спросил Звягин.
И Мишель, мгновение посомневавшись, назвал адрес. Адрес Анны.
— Вот ключ, — достал из кармана ключ Мишель. — Можете располагать моей квартирой сколько вам заблагорассудится. Когда вы надумаете уйти, суньте его под коврик. Разрешите откланяться...
И Мишель, коротко кивнув, направился к двери.
И ему тоже кивнули в ответ. Хотя нельзя было исключить, что в самый последний момент они не передумают и не остановят его, а то и пальнут в спину. Такое время...
Но нет, не остановили, не пальнули — лишь молча глядели вслед. Может быть, завидуя тому, что он теперь вернется к невесте, к тихим семейным радостям, а они отправятся под пули красных, чтобы умереть за отечество.
А может, и не завидовали, а думали, что лучше было бы по-тихому задавить его в прихожей и ночью выбросить тело на улицу, в сугроб, подальше от дома, дабы быть совершенно уверенными, что он не наведет на них чека...
Мишель шел по улице, быстро удаляясь от своего дома, которому он не был теперь хозяин. Он еще не осознал всего того, что с ним приключилось, но он чувствовал, что избежал нешуточной опасности. Он не верил, что Сашка Звягин был бы способен убить его или допустить расправу над ним, но он догадывался, что они могли не выпустить его из квартиры. И что на их месте он, наверное, поступил бы именно так...
И еще он сожалел, что назвал им адрес Анны. Лучше было, наверное, смолчать или соврать. Зря он...
И ведь точно!...
Глава 10
Утром, хоть и воскресенье было, построение объявили — всех на плац выгнали, рядами построив. И Карл на свое место между Афоней и Мишкой рябым встал.
Стояли долго. Офицеры, вдоль рядов бегая, шибко на одежду глядели, к каждой пуговице придираясь! Как будто смотр какой будет!
Так и стояли, ни о чем не зная, думая, может, война какая приключилась и вот теперь скоро про нее объявят?
К полудню приехала карета, за ней другие возки, всего штук пять.
Как остановились, с запяток соскочили слуги, распахнули дверцу, раскатали на земле коврик. Из кареты высунулся сам Лопухин — высокий, дородный. К нему подскочили, руки подали, лесенку сбросили. Лопухин на ней встал да огляделся недовольно.
Офицеры враз подобрались, зашипели на солдат!
Мол, чтоб не опозорить, чтоб молодцами глядеть, не то!...
Шагнул Лопухин из кареты наземь. Да не ступил, а чуть не снят был под руки слугами. За ним жена его из кареты полезла и дочери.
К ним командир подскочил, рапорт отдал, шпагой салютуя.
Солдаты еще пуще вытянулись, хоть и до того по стойке «смирно» стояли!
Лопухин кивнул, пошел вдоль строя, часто останавливаясь и отдуваясь. Офицеры, пуча глаза, на него глядели, солдаты, как артикулами предписано, головы поворачивали!
Вслед Лопухину, за его спиной прячась, его семейство шло, на солдат заглядывая, а уж после них слуги. Так и шествовали.
Остановятся, поглядят да дальше идут!
Командир вперед заскакивает, что-то Лопухину объясняет, тот кивает. Обошли строй да обратно повернули.
Командир скомандовал перестроение, офицеры гаркнули. Разом пришли в движение колонны, перестраиваясь, как им велели. Да дружно так, слаженно. Те, что впереди были, назад шагнули, а те, что во вторых да третьих рядах, вперед выступили.
Довольный Лопухин кивнул. Да сызнова вдоль рядов прошел! А с ним и семейство его. Последней совсем девчонка шла. Карл ее сразу-то и не признал!
Да только она его углядела! И как только среди других, одинаково одетых да стриженных солдат выделить смогла — не понять!
Догнала батюшку да что-то на ухо ему шепнула.
Лопухин остановился, командира к себе поманил. Тот — офицера. Офицер подбежал — рапорт отдал.
Лопухин пальцем в строй ткнул — аккурат в Карла.
Тот ни жив ни мертв сделался!
Офицер к нему подскочил — шепчет:
— Выходь, дурень, вперед!
А у Карла будто ноги к земле приросли. Стоит, глядит на барыню, а та — на него!
— А ну!... Шаго-ом марш! — рявкнул офицер. Тут уж ноги сами собой от земли оторвались и, шаг отбивая, пошли.
Встал Карл, глазищи выпучивая, фузею к себе прижимая, да так, чтобы она точнехонько торчком стояла, ни на вершок не отклоняясь.
Барыня к нему подошла, внимательно оглядела, заулыбалась. Сказала, обернувшись к Лопухину:
— Он это, батюшка!
И челядь, та что позади была, заговорила, запричитала: верно, он! Тот самый!
Вот уж не гадал Карл, что о нем вспомнят. Ан вспомнили!
Лопухин к нему подошел, руку на плечо положил, по щеке потрепал. Сказал:
— Кто таков?
— Карл Фирлефанц! — гаркнул Карл.
Как?... Уж не Густава ли покойника сынок? Того, что у царя Петра ювелиром был и Рентерею его аки цепной пес стерег? Самого князя-кесаря Меншикова к ней не допущал, чего тот ему не простил да под топор подвел!
Неужто?...
Фамилия-то на Москве редкая. А у Густава — верно, сын был, которого прилюдно кнутами били да в солдаты отдали. Уж не он ли? спросил командира.
