— Ну хорошо, если вам так приспичило — говорите, — вздохнул Георгий Маркович.
Миг торжества настал!...
Мишель изобразил презрительную гримасу и открыл было рот, но Георгий Маркович его перебил:
— Если вы хотите рассказать мне про дубликат колье, который будто бы находится у вас, так можете себя не утруждать — мне это ничуть не интересно! Тем паче что вы все равно меня обманете, нарисовав какой-нибудь липовый план несуществующей в природе местности. Да еще надумаете по дороге сбежать...
Мишель не понял... В первое мгновение.
И во второе тоже.
Понял — в третье... С трудом...
Миг торжества и верно настал — но не его!
Откуда он... откуда... знает о колье?! И знает о его плане! Что за чертовщина?!
— Нет уж, увольте! Я, конечно, мог бы в качестве откупного принять ваше колье, но не теперь — после. А теперь меня интересует, что вы там против нас нарыли?...
Но Мишель Герхард фон Штольц завлаба не слушал — ему было не до него! Он пытался понять, где и на чем прокололся. Георгий Маркович все знал — это было очевидно. Будто бы при их разговоре присутствовал...
Ах ты, черт его побери!...
Так ведь так оно и есть! Как же можно было так лопухнуться!
Его подслушивали! Георгий Маркович подслушивал! Как это низко!...
Правда, как он смог?! В подвале никого не было, он сам видел, как все ушли! Он говорил тихо, и его слова заглушала капель с труб, и шум пара, и гул механизмов там, наверху!
И тем не менее...
Микрофон, здесь где-то должен быть микрофон!
Мишель Герхард фон Штольц стал крутить во все стороны головой, разыскивая микрофон. Но кругом были только сочащиеся водой трубы.
Нет, вряд ли, микрофон должен быть не там — здесь, где-то совсем рядом, потому что в таком шуме его голоса издалека не услышать.
Ближе всего к нему была Ольга.
Еще ближе — только он сам.
Уж не на нем ли?...
А почему бы не на нем?
Но тогда где?... На груди?
Он стал, выпучивая глаза, осматривать свою грудь.
Георгий Маркович обеспокоенно косился на него...
"Нет, на груди вряд ли — в грудь меня пинали, — вспомнил Мишель Герхард фон Штольц. — Чего они делать бы не стали из опасения повредить «жучок».
А куда его тогда не пинали?
Мишель Герхард фон Штольц прислушался к своим ощущениям.
Тело болело все — от пяток до макушки. Выходит, его пинали и били везде!
Он вновь закрутил вокруг головой, осматривая себя, чувствуя, как его разбитый подбородок шоркает воротник.
Воротник!... Обычно туда вшивают ампулы с ядом. Но можно и микрофон!
А вот мы сейчас проверим!
Он втянул голову в плечи, прижал подбородок к груди и стал хватать зубами края воротника.
Дегенеративные подручные завлаба глядели на него во все глаза — ты глянь, сам себя жевать начал!
Но Мишель Герхард фон Штольц жевал не себя, а ткань, перетирая ее меж зубов.
Вдруг на его резцы попало что-то плотное и округлое, как виноградная косточка!
Ага — вот он!...
Мишель Герхард фон Штольц оказался прав, как всегда!
К его воротнику с изнанки был приколот микроскопический — размером с рисовое зерно — микрофон, который улавливал и передавал каждое сказанное им слово!
Так вот почему им все известно!
Было!...
— Эй, ты что там делаешь?! — забеспокоился Георгий Маркович.
Но было уже поздно!
Мстительный фон Штольц, с силой сцепив зубы, выкусил «рисинку» микрофона из воротника и, набрав в рот побольше слюны, проглотил! Вместе с куском откушенной ткани.
Откусил и отрыгнул.
— Смотрите, он что-то съел! — закричали, запричитали дегенераты, думая, наверное, что он сейчас забьется в предсмертных конвульсиях.
Но пленник был живехонек и был горд собой!
Хоть так, хоть мелко, но все же он смог им напакостить!
Если они желают измельчить его в порошок, то пусть измельчают и свой микрофон. Или пусть ищут его, копаясь в его внутренностях!
Так им и надо!
Мишель Герхард фон Штольц глядел победителем — уж коли он не смог укусить ненавистного ему врага, то хотя бы описал ему тапочки!
Но Георгий Маркович тоже держался молодцом. Он лишь осуждающе покачал головой.
— Если вы решили разыгрывать юродивого — так у вас ничего из этого не выйдет! — предупредил он. — Тоже мне, самострел!
Мишель Герхард фон Штольц демонстративно отвернулся, давая понять, что разговаривать в таком тоне он не намерен! И ни в каком не намерен!
— Я так понимаю, что ваше сиятельство нас презирает... — верно истолковал его гримасу завлаб. — А если мы будем спрашивать не так?
Да хоть как!
Начали спрашивать «хоть как».
Георгий Маркович кивнул, и все его служки, сорвавшись с места, стали лупить висящего Мишеля как боксерскую грушу, отчего его мотало из стороны в сторону.
— Все, довольно!
Дегенераты отхлынули, шоркая об одежду окровавленные кулаки.
— Ну, что вы теперь скажете?
Ничего! Мишель Герхард фон Штольц молчал, с ненавистью глядя на своих палачей.
Георгий Маркович вновь кивнул, и один из его подручных вытянул из кармана и чиркнул зажигалкой, подвернув рычажок так, что пламя стало бить на добрых полметра. Наверное, они именно такие зажигалки и выбирали!
— Ну что? — спросил он, угрожающе поигрывая огнем.
Мишель Герхард фон Штольц презрительно сплюнул. Попав точнехонько в пламя. Отчего зажигалка потухла.
— Ах ты!... — рассвирепели бандиты.
Зажигалка была зажжена вновь и притиснута вплотную к его телу, так что Мишель услышал, как затрещали волосы на его груди, и оттого болезненно поморщился. Он терпеть не мог запаха паленого мяса. С детства, когда однажды в деревне при нем палили паяльной лампой свинью.
Теперь палили его.
Пламя обжигало тело, оставляя на нем красную полосу выжженной плоти...
— Черт, больно-то как! — вскрикнул, запрыгал на одной ноге дегенерат, отчаянно размахивая рукой. — Жжется, зараза! Вот, палец опалил! — продемонстрировал он всем желающим палец.
— Я же говорил — утюг надо было брать! — досадливо выругался кто-то.