В кабинете было пусто, но, что самое ужасное, не было видно никаких иных дверей! Мишель завертел во все стороны головой.
Что ж они, сквозь землю, что ли, провалились?!
«Артельщики» втолкали внутрь, держа за шиворот и подгоняя тумаками, дрыгающегося полового.
— Куда они подевались? — яростно крикнул Мишель.
— Не могу знать! — испуганно забормотал половой. — Туточки были!... Отпустите меня, Христа заради!
Его тряхнули так, что он на ногах не устоял.
— Рубите стены! — крикнул Мишель. — Здесь где-то ход должен быть.
Вот и топоры пригодились!
Хлопцы, сдвигая и опрокидывая мебель, стали крушить стены и пол.
— Ага, есть!
Под столом и половиком был люк!
Его поддели лезвием топора, выдернули, отбросили в сторону.
— За мной! — крикнул Мишель, кубарем скатываясь вниз...
Побежал... Еще не зная, что опоздал, что уже поздно!...
...Хищно ухмыляясь, Федька прыгнул вперед, на стол, и, спрыгнув с него, с ходу пырнул купчика ножом в живот. Тот даже и понять ничего не успел. Ловок был Федька, хоть на вид и хлипковат.
Тонкое, тускло взблеснувшее в свете керосиновой лампы лезвие пропороло шубу, которая стала быстро набухать кровью.
Федька хотел было для верности дорезать купчика, перехватив лезвием ему горло, но тут дверь неожиданно распахнулась.
На пороге стоял придурковатый Анисимов родственник, тараща удивленные глаза. Видать, испужался, что его без причитающихся ему процентов оставят.
— Дверь-то затвори! — недовольно буркнул Федька.
— Ага... — невпопад ответил тот.
Но, вместо того чтобы прикрыть дверь, прыгнул сверху на Федьку, что было сил саданув его по темечку гранатой. Федька ойкнул и обмяк.
Ходивший у него в подручных пацаненок, ничего не понимая, ошарашенно хлопал глазищами.
— А ну, цыц, не то и тебя пристукну! — пригрозил «родственник», более всего опасаясь, что тот сейчас может раскричаться, и тогда сюда вломится половина Хитровки.
Но только зря берегся, потому как там, в зале, вдруг, чуть помедлив, вскочил с места и, вереща и причитая, побежал между столиками оставшийся без присмотра Анисим!
— Ай-яй! Чека здеся! — дурным голосом орал он.
Его вопли заглушили все прочие звуки.
— Тама он, тама!...
Митяй помертвел, видя, как над столами стали подниматься, медленно поворачиваясь в его сторону, головы. Словно многоголовая гидра зашевелилась, оживая, — счас встанет на дыбки, ощетинится вострыми лезвиями ножей, бросится, кромсая обидчика в куски, которые потом по всей Хитровке находить будут!...
Ох, несдобровать Митяю...
Где же подмога-то?... Нету никого!
Вот уж передние злодеи повскакали с мест и, толкаясь плечами, пошли на дверь, сжимая в руках ножички, кастеты да гирьки на цепочках.
Жуть-то какая!...
Затравленно озираясь по сторонам, Митяй прижался телом к косяку. Куда бежать-то... некуда бежать — кругом стены. Верно, помирать придется!
А коли так, то не одному!
И, неожиданно для всех и для себя тоже, сделав шаг вперед, Митяй вскинул над головой гранату, отчаянно прокричал:
— Взорву контру!
— Бомба у него! — взвизгнул, падая на пол, Анисим.
Все опешили.
Точно — граната, вон она, торчит из кулака!
Уже ничего не боясь — отбоялся, Митяй потянул, рванул левой рукой кольцо чеки.
— А-а! — испуганно крикнул кто-то. — Счас бросит!
Передние попятились, опрокидывая лавки, наталкиваясь на тех, что сзади.
А ведь и бросил бы!... Но в тот миг в зал через тайный ход вломился Мишель с револьвером.
— Стоять!... Милиция!...
— Тикай, облава! — истошно крикнул кто-то.
Разом, как по команде, погасли на столах свечи.
Одна за другой стали лопаться, осыпаясь стеклом, подвешенные под потолком лампы. Зал быстро погружался в темноту.
— Никому не двигаться! — крикнул Мишель.
Навстречу ему, на голос, хлопнул одиночный выстрел.
Пуля прошла мимо, глухо шмякнув в стену. Шурша, посыпалась штукатурка.
Оттесняя Мишеля, в дверь ввалились его хлопцы, тут же, с ходу, пальнув в потолок из маузеров. Выплескивая снопы искр, оглушая, забабахали выстрелы.
И будто бы тараканы побежали!
В кромешной темноте затопали по доскам пола десятки разбегающихся во все стороны ног, загремели случайно опрокидываемые лавки и столы, зазвенела посуда, захлопали потайные двери...
Миг — и не стало никого, даже самые пьяные, те, что на ногах не держались, куда-то расползлись! Пропала, канула в подземные лабиринты хитровская публика!...
— Жив, Митяй? — крикнул в темноте Мишель.
— Ага, живой! — ответил тот.
— А Валериан Христофорович?
— Зарезали его!... Федька зарезал!
Шаря руками по столам, долго искали свечу. Нашли, запалили. От нее зажгли еще несколько. Стало совсем светло.
Кругом был совершеннейший погром — столы, лавки перевернуты, на полу бутылки, остатки еды плавали в лужах водки... И посреди всего этого бледный как смерть Митяй, что-то нашаривающий под ногами.
— Ты чего?
— Граната у меня без чеки — сыскать бы ее да вставить!...
Нашли, вставили.
— А Валериан Христофорович?
— Там он.
Старый сыщик лежал на спине, запрокинув голову и раскинув в стороны руки. И тихо и жалобно стонал.
Жив?!
Раскинули полы шубы, потащили вверх сюртук. Живот был располосован ножом, но кишки не лезли. Уже хорошо!
— В больницу бы надо...
— Там, через два двора, машина, гони ее сюда. Да живей!
Кто-то, топоча, побежал наверх.
Мишель выдернул из штанов исподнюю рубашку, рванул от нее полосу. Не бинт, но сойдет. Встав на колени, склонился над раненым.
Раны он видывал разные: и колотые, и резаные, и стреляные, и людей надвое шашкой, от плеча до бедра, разваленных, и насквозь, будто жуки булавкой, проткнутых казацкой пикой... Валериану Христофоровичу, считай, еще повезло.
— Ну, чего там? — приподнимал сыщик голову, силясь разглядеть свой живот.
— Ничего страшного. Шуба у вас толстая. И живот тоже, — бодрясь, ответил Мишель. — Не были бы таким буржуем — быть вам покойником.
