— А почему там, в архиве, вы с дедом были на «вы»?
— И не только там, а еще в институте, где я учусь. Это здесь он мне дед, а там — завкафедрой и заслуженный академик! И двойки ставит, как неродной... — печально вздохнула Светлана. Да тут же спохватилась. — Он ведь действительно ведущий специалист по скифскому золоту. И не только скифскому, но еще персидскому и индийскому. Он одно время даже в Гохране работал!
В Гохране?
— Отчего же ушел? — удивился Мишель, думая о своем.
— Не он ушел — его ушли.
И вдруг, встрепенувшись, Светлана сказала.
— Ой!.. Я ведь, как вы просили, запросы по ренте-рее в другие архивы послала — Минкульта, МВД, Исторический, а теперь ответы пришли!
— И вы молчали?! — ахнул Мишель-Герхард фон Штольц.
— Но ведь вы заняты были! — удивилась Светлана. Чем занят?! Ах, нуда, верно — навозом!..
— И что они пишут?
— Не знаю, — пожала плечами Светлана. — Я почту не вскрывала, но, судя по величине конвертов, там может быть что-то интересное.
Может!..
Мишель-Герхард фон Штольц, торопясь, схватил назначенную ему корреспонденцию и разорвал первый конверт.
Разорвал, вытащил да стал читать...
А как прочитал, сказал с чувством:
— Вы, Светлана Анатольевна, просто мой ангел-хранитель!
И тут же подумал: а ведь верно, так и есть — хранитель, потому как архивариус, хранящий документы. И уж точно — ангел: и обликом своим, и характером тоже. Ангел-хранитель!
Ай да ангел, ай да хранитель!..
Глава XX
Во внутренней тюрьме Чека было невозможно холодно, хоть на дворе стояло лето. Мишеля в его старом сюртуке чуть не до костей пробирало, да и Валериан Христофорович поежился. Сперва они долго торчали во внутреннем дворе, куда солнце и тепло с улицы, казалось, не проникали вовсе, потом маялись в коридорчике подле караулки.
Наконец их окликнули.
— Вы, что ли, с милиции?
— Мы, — встрепенулся Валериан Христофорович. Хотя из милиции был только он.
— А ну — мандат покажь!
Мандат был простой настуканной на «Ундервуде» бумажкой, скрепленной синей печатью, которую легко, в пять минут, мог нарисовать любой гравер. Но он совершенно удовлетворил проверяющего.
— Ступайте за мной.
Он довел их до камеры, где окно было забрано толстой решеткой.
— Ждите здеся! — приказал он.
После чего захлопнул и задвинул на засов дверь. Отчего стало сразу как-то неуютно. А ну как их отсюда боле не выпустят?..
Но скоро дверь отворилась.
Молоденький красноармеец толкнул внутрь арестанта.
— Вы тока поосторожней с ним, — предупредил он. — Ежели что, крикните в коридор, я туточки буду!
Арестант хмуро стоял подле двери, заложив руки за спину, изредка сплевывая сквозь зубы на пол и всячески выражая присутствующим свое презрение.
— Чего стоишь?.. Проходи, гостем будешь, — миролюбиво сказал Валериан Христофорович.
Арестант сделал несколько, вразвалочку, шагов и, небрежно развалясь, сел на стул.
Он вел себя так, как при царском режиме, хоть ни царя, ни жандармов давно уж не было.
Первый вопрос арестанта огорошил.
— А ты чего это, мил человек, так вырядился? — хмыкнул Валериан Христофорович. — Чай «деловым» так ходить не пристало!
И верно, фартовый был одет не как раньше, бьи одет по последней моде — в черную кожаную тужурку и такие же порты.
— Где взял одежу-то? — поинтересовался старый сыщик, — переходя на более привычный арестанту тон.
— Иде взял — там нету! — зло ответил фартовый.
— А хошь, я счас скажу, где ты их добыл, — вдруг предложил Валериан Христофорович.
Да подойдя ближе и обойдя арестанта со всех сторон, ткнул пальцем того в спину — туда, где куртка была разрезана и грубо зашита поверх разреза суровыми нитками.
— А ежели подклад теперь поглядеть, то будут на нем пятна! — убежденно сказал Валериан Христофорович. — Будут?..
— Чего пятна? Какие такие пятна?! — забеспокоился арестант.
— Бурые! — ответил сыщик. — Отсель и кожанка твоя! Ты ее с человека снял, коего до того ножом под лопатку ткнул. Да ловко как, — указал Валериан Христофорович на заштопаную прорезь, — в самое сердце. Ударил в спину, убил да раздел. Подклад-то застирал, а дыру нитками зашил! Да только лучше было бы тебе трех купчиков зарезать, чем этого одного...
И Валериан Христофорович многозначительно глянул на Мишеля. И даже зачем-то толкнул его в бок.
— Ты пойми, дурья твоя башка, ныне в кожанках только большие начальники ходят. Такого ты и зарезал! Да к тому ж — приятеля моего.
И вновь, да пребольно, пхнул Мишеля в бок.
— Ну да, — с неохотой подтвердил тот.
— Не резал я никого, — заорал фартовый, сообразив, куда дело гнется. — На толкучке, на Сухаревке, одежку купил, у мужика одного, рыжего!
— А звать того как?
— Не помню!
— Ну да? — не поверил Валериан Христофорович. — А ножичек-то, что при тебе нашли, чего в Яузу не бросил?
И ведь угадал!
— Чего его бросать, коли он ишо справный? — удивился арестант. И, поняв, что сболтнул лишнего, быстро заговорил. — А чего нож-то — чего? Я им тока хлеб один резал!..
— Хлеб? А отчего тогда на нем кровь? — быстро, не давая фартовому опомниться, спросил Валериан Христофорович.
— А вот врешь — не могет на нем крови быть, коли я его мыл! — крикнул простодушный арестант.
Ах, мыл, значица!
— А про экспертизу слыхал? — уже расслабленно спросил сыщик.
— Ну? — неуверенно кивнул арестант.
— Про то, что ежели твой нож помазать особыми химикалиями, то как его ни мой, хоть даже с мылом, все одно на нем кровь выступит! И ежели ее под микроскоп сунуть, да поглядеть, да с кровью убиенного сравнить, то сразу можно сказать, что кровь это его!
Мишель удивленно вытаращился на старого сыщика-с каких это пор кровь стала навроде отпечатка пальца? Что это за новые веяния?!
— Вот и выходит, что ты это товарища нашего порешил, за что тебе следует стенка! — и Валериан Христофорович стал шарить в кармане рукой, будто револьвер вынимая.
— Чего это, чего?! — отскочил к стене арестант, тревожно бегая по сторонам глазами. — Напраслина то! Никого я не убивал!
