— Замок.
— Замок? Для спокойствия. Нашего. Но и вашего, конечно, тоже...
Жизнь продолжалась. Жизнь продолжалась в шкафу, но в таком шкафу, где жить можно...
Глава 2
Генерала Трофимова вызвали на очередной начальственный ковер, по которому туда-сюда возили мордой, хотя он на нем просто стоял. По стойке смирно.
— Чтобы боевого генерала, руководителя двух десятков спецопераций, орденоносца — как последнего салагу!.. Как мальчишку!.. Как!..
Твою мать...
В том смысле, что его мать...
— Седины нажил, а ума ни хрена! Операцию провалил, “объект” упустил, командировочные профукал!..
Его мать...
В смысле твою...
Генерал Трофимов внимательно выслушивал мнение вышестоящего начальства относительно исполнения им непосредственных служебных обязанностей, сохраняя на лице приличествующее чекисту со стажем выражение — сурово-покаянное. Суровое по отношению к себе. Покаянное — перед лицом своих товарищей по оружию в лице своего вышестоящего командира.
— Ты хоть понимаешь, что натворил? Если не сказать наделал!..
— Так точно!..
После чего следовало покаяться и выразить готовность загладить свою вину, не жалея сил, крови, а если понадобится, и самой жизни.
Но не хотелось. Не хотелось и все тут! Как будто другие в лужу не садились! Как будто он первый!
Ну да, есть такой грех — лажанулся, ошибся, принял Иванова за лоха, которого можно втемную использовать в задуманной им многоходовой комбинации. А получилось так, что использовал не он, использовали его. Иванов использовал! С его помощью и его руками убрал с пути всех потенциальных конкурентов и, получив обеспеченный им, генералом, коридор через границу, спокойно отбыл в Швейцарию, где сорвал куш. Да еще какой куш! В который генерал тоже никогда не верил, а вышло вон как...
Умнее оказался Иванов. Умнее его, генерала. Умнее всех...
Ну так и что теперь — застрелиться?
Раньше, может быть, и застрелился. Прямо здесь, в кабинете, из табельного “макара”, не перенеся позора. А теперь не хочется — дудки. Теперь времена другие. Совсем другие!
Тогда на него бы не кричали, тогда бы его вызвали на парткомиссию и очень спокойно сказали — партийный билет на стол — и все, и аллес капут. Партбилет на стол, пистолет — в оружейку, мундир на гвоздик, голову — в петлю. Потому что устроиться уволенному чекисту на гражданке было почти невозможно. Даже рядовым участковым. Даже стрелком в военизированную охрану на железную дорогу. Во-первых, потому, что чекистов так просто с работы не “уходят”. Во-вторых, всегда приятно лягнуть в недавнем прошлом всесильного, а теперь бывшего “бойца невидимого фронта”, отомстив за пережитое при оформлении загранкомандировок, за родственников на оккупированных территориях, за пятый и прочие пункты унижения.
Так было тогда.
И было тоже ничего. Потому что до того было еще хуже. До того увольняли прямиком в ГУЛАГ, тачки по тундре толкать. Или никуда не посылали, а решали вопрос тут же, по месту службы, по-быстрому подсчитав причиненный ущерб, огласив приговор и отконвоировав тремя этажами ниже, в подвал.
Тогда было страшно.
А теперь... Теперь бояться нечего. Теперь чекиста-отставника с руками оторвут! В лучшем случае нуждающиеся в бывших силовиках олигархи, в худшем — многочисленные полукриминальные охранные фирмы. Пусть он не одно, а десять дел завалил. Хоть даже сто. Хоть — Родину с молотка продал. И даже хорошо, если продал, значит, цену себе знает. Осталось согласовать, какую...
Так что зря начальство разоряется, зря глотку дерет. Шумит тот, кто наказать не может. Эти — не могут. Эти могут лишь перевести на более высокооплачиваемую работу, путем отставки.
Эти не могут. А вот те... Те — другое дело... Те кричать не станут...
Кто были “те”, Трофимов точно не знал, потому что знал только курировавшего его Петра Петровича, которому рассказал о лежащих в швейцарских банках партийных миллионах, чтобы отмазаться от гибели некоего Анисимова, которого уговорили сыграть главную роль в инсценировке покушения и на том основании прихлопнули. Иванов прихлопнул. Хотя на тренировках не попадал в заднюю стену тира и по сценарию должен был стрелять холостыми патронами.
От Анисимова он тогда отмазался, но лучше бы не отмазывался... Потому что те люди его рассказ приняли всерьез и мгновенно восстановили в должности, не забыв компенсировать дни вынужденного, по причине заключения под стражу, прогула. Что свидетельствовало об их могуществе. Равно как их стиль общения.
Те на него голос не поднимали. Те, в лице Петра Петровича, выслушали его пространные оправдания — мол, недооценил, не подумал, не успел — и лишь сказали:
— Вы его упустили, вам его и искать.
И еще добавили:
— А ваши близкие пусть пока побудут у нас.
И подарили видеокассету с десятиминутным фильмом об отдыхе его семейства в ведомственном доме отдыха по случайно доставшейся горящей путевке.
И попробуй от них убежать. И попробуй сачкануть...
— Ты меня хоть слушаешь? — встревожилось распекающее проштрафившегося подчиненного начальство отсутствием должного педагогического эффекта.
— Так точно, слушаю! — отрапортовал Трофимов.
— Ну, тогда слушай!..
И снова мордой в ворс и вправо-влево, вправо-влево. Как шкодливого кота.
А все Иванов!.. Все — он! Все из-за него!.. Чтоб ему!.. Чтоб его!..
Глава 3
Петр Петрович докладывал Шефу.
Докладывал коротко и четко, потому что у облеченных властью людей времени на лишние разговоры нет.
— Организованное силами ФСБ и нашей Службы Безопасности наблюдение за “объектом” в Швейцарии позволило выявить ряд осведомленных о сути дела сторон.
Петр Петрович открыл красную папку с надписью “К докладу”.
— Первый — гражданин Корольков по кличке Король, он же Папа, он же Бугор — криминальный авторитет, имеющий четыре судимости, в настоящее время президент акционерного общества “Прогресс”. Источники и степень информированности не установлены.
Следующий некто — Юрий Антонович — теперь довольно известный в стране бизнесмен...
— Теперь?.. А раньше?
— Раньше партийный функционер, занимавший небольшую должность в ЦК партии на Старой площади. Его осведомленность, по всей видимости, идет оттуда.
— Понятно...
— Далее идет подполковник милиции Громов Александр Владимирович. Его изначально наняла одна из общественных организаций левого толка, состоящая в основном из пенсионеров-партийцев. Но в дальнейшем он, судя по всему, действовал исходя из собственных интересов.
