— Тогда кто? — жестко спросил Пьер Эжени.
— Ну я же говорю — он, товарищ Максим!.. Тьфу, заладил!..
— Хорошо, тогда объясните, почему патологоанатомы обнаружили на слизистых оболочках глаз и в носоглотке этого вашего Максима следы воздействия слезоточивого газа, а ваши глаза и носоглотка чистые?
— Так это просто! — обрадовался Иванов. — Я же в маске и очках был!..
— Зачем в маске и очках? — быстро спросил Пьер, потому что посчитал, что преступник проговорился.
— Ну, чтобы не плакать...
— А не плакать, чтобы иметь возможность прицельно стрелять! Так?
— Не... Это не я, это все он!
— Да как же он, если его глаза были полны слезоточивого газа! Если он мушку увидеть был не способен! Как он мог стрелять?!
— Не знаю. Может, он зажмурился...
Никогда еще Пьеру Эжени не попадался такой тяжелый подследственный! Ему акты экспертиз — а он чуть не плачет. Ему очную ставку — а он глазами хлопает. Другой бы сто раз сознался, а этот — ни в какую!
Следующими свидетелями были заложники, которые в один голос утверждали, что главным был Иванов.
— Он, он! — наперебой орали они, испуганно шарахаясь от Иванова к дальней стенке. — Тот хороший был, а этот плохой. Этот гангстер! Тот нас жалел, а этот заставлял его нас связывать и пальцы отрубил!
— Я отрубил?! — совсем ошалел Иванов.
— Ты!.. Он! Мы точно знаем! А когда тот не хотел его слушать, этот его бил. По лицу. И еще пинал...
Тут свидетели маленько приврали, что было простительно, если вспомнить, что им пришлось пережить.
— За что вы били своего соучастника? — спросил следователь.
— Я не бил!
— А свидетели утверждают, что били!
Иванов аж задохнулся от обиды. Ну что за дураки — ничего не понимают! Им говорят, что не бил, а они бил! Ну как им объяснить?
— Понимаете, он сам мне сказал... Я руки выставил, а он — раз, ударился об них и отлетел, — понес уже совершенную чушь Иванов.
Многие из находившихся в кабинете полицейских заулыбались.
— Ах, вот в чем дело! Это, оказывается, не вы его избивали, это он вас избивал — ударами лица по кулакам? — не удержался, съязвил Пьер.
— Ну да, конечно! — обрадовался, что его наконец. поняли, Иванов.
Кто-то за спиной следователя прыснул в ладонь. Ну фантазер! Это ж надо такое придумать!
— А потерпевшего на четвертом этаже кто застрелил?
— Тоже он!
— А двух потерпевших до него?
— Снова он.
— Да? Но отпечатки пальцев там нашли почему-то ваши! А пули, извлеченные из тел погибших, были выпущены из пистолета, из которого вы впоследствии убили пятерых полицейских и которым, по показаниям свидетелей, грозили своему соучастнику!
— Я?!.
— Вы! И еще вас опознала женщина, у которой вы убили мужа через окно спальни и которая видела вас болтающимся на веревке, спущенной с крыши, с пистолетом в руке! — уже почти кричал Пьер.
— Да вы что? — искренне удивился Иванов.
— Или вы опять скажете, что это не вы?
— Не я.
— А кто?
— Товарищ Максим.
“М-м-м”, — как от зубной боли замычал Пьер Эжени.
— Ну нельзя, нельзя быть таким идиотом!.. Вам доказательства предоставляют — акты экспертиз, свидетельские показания... Десятой части того, что мы имеем, будет довольно любому суду для вынесения обвинительного приговора! Ну почему, почему вы отрицаете очевидные вещи? Почему вы упорствуете?
— Потому что... потому что я не убивал! — честно сказал Иванов. И на глаза его навернулись слезы.
Пьер Эжени схватился за голову, хотя с большим удовольствием схватил бы за глотку Иванова.
— А пять трупов возле казино, убитые из оружия, на котором найдены отпечатки ваших пальцев!.. — наступая, быстро проговорил Пьер. — Это, конечно, тоже не вы?
— Конечно, не я! — уверенно заявил Иванов.
— А кто же на этот раз? Кто?!
— Маргарита! — честно признался Иванов.
— Женщина? Женщина застрелила пять мужчин из пистолета, который держали вы?
— Ну да, она, Маргарита, — кивнул Иванов.
— Кто она такая?
— Моя жена.
— Погодите, как жена? — вновь поймал Пьер подозреваемого на несоответствии. — Ведь ваша жена, кажется, живет в России!
— Да нет, в России другая, — попытался объяснить Иванов.
Присутствующие полицейские оживились.
— Какая другая? — спросил Пьер, уже не допрашивая, уже просто удивляясь.
— В России та — прежняя...
— Так у вас что — две жены?
— Выходит, так, — скромно согласился Иванов. Пьер обессиленно упал на стул.
— Полицейских убивал не он, а Максим, тех, что до полицейских, тоже не он — тоже Максим, тех, что до Максима, тоже не он — Маргарита... А он сам ангел с крылышками, который при этом имеет двух жен...
Совершенно нормальный дурдом!..
— Слушай, ты, гад! Ты чего их изводишь!.. — возмутился от себя переводчик, пожалев французскую полицию. — Ты чего плетешь!
— Да ничего я не плету, я правду говорю... — окончательно расстроился Иванов.
Пьеру Эжени принесли воды, сигарету и рюмку коньяку. Он выпил воду, коньяк и выкурил сигарету. И продолжать допрос отказался.
— Все, я больше не могу. Пусть кто-нибудь другой.
— Хорошо, допустим, здесь вы никого не убивали, — сказал другой следователь. — Согласен. Но там, в России, там вас разыскивают за убийство тридцати потерпевших...
Кто-то из полицейских поперхнулся и закашлялся.
— Тридцати, тридцати, — повторил следователь. — Ну не станете же вы утверждать, что их тоже не убивали ?
— Конечно, не убивал! — заверил присутствующих Иванов.
— Что — ни одного?!
— Ни одного! Я никого пальцем не тронул...
— Редкая сволочь! Просто первый раз таких вижу! — сказал следователь по-французски, попросив это не переводить. — Маньяк и сволочь! Надо было его еще там пристрелить.
— Стоп! — развел противников по углам очухавшийся Пьер Эжени. — Так мы ничего не добьемся. Давайте с самого начала...
С начала так с начала. И Иванов стал рассказывать с начала.
Про то, как пришел к любовнице, куда чуть позже пришел еще один любовник, и он был вынужден залезть в шкаф, где сидел, когда в квартиру вломились какие-то вооруженные люди и всех убили и сами погибли. А милиция подумала, что это он. А на самом деле не он. И своего приятеля, которому спилили зубы, тоже не он. И на Северной не он. И уголовников на Агрономической тем более не он...
