И сунул паспорта в карман.
— Это не фуфло, это американские паспорта, — торжественно объявил переводчик.
— Ага, а вы, конечно, блин, американцы? — захохотал довольный своей шуткой милиционер.
— Да, американцы, — с еще большим пафосом заявил переводчик.
— А я тогда министр иностранных дел. А ну, блин, клешни кверху.
— Это произвол, — возмутился Сэм Допкинс. — Мы требуем позвать сюда консула.
— Счас, разбежался, — возмутился участковый, хлопая владельцев “Москвича” по карманам. — Сюда хлеб раз в неделю привозят, а тебе консула подавай...
И вдруг радостно встрепенулся, нащупав в кармане Сэма Допкинса газовый пистолет.
— Ага! Блин! Незарегистрированный ствол! Ну все, дядя, считай, ты свои полчервонца уже получил.
— Это ошибка, — сказал Сэм. — Оно зарегистрировано.
— Где?
— Там, в Америке, — показал Сэм Допкинс.
— Хитромудрый ты жук, как я погляжу! — возмутился милиционер. — Думаешь, отмазку нашел? Да? А ну — поехали!
— Куда?
— В район. Вам там быстро языки развяжут!
— А машина?
— Машина теперь не ваша. Машина теперь вещественное доказательство! Счас я вас увезу, а потом за ней вернусь. Садись, я сказал! — свирепо гаркнул милиционер, показывая на мотоцикл. — Ты сзади, а ты в люльку. Нет — оба в люльку, а то кто вас знает!..
Американцы с трудом втиснулись в люльку. Участковый завел мотоцикл и рванул по проселкам как бешеный. Американцы тряслись в железной люльке, как горошины в погремушке, постоянно валясь друг на друга и сталкиваясь друг с другом головами.
— Ниче, они вас там быстро уломают, сразу вспомните, кто вы и куда порося дели! — орал довольный собой милиционер.
Но в районе задержанным не обрадовались.
— Куда их нам — у нас и без них битком! Тогда участковый торжественно выложил на стол пистолет и дипломатические паспорта.
— Мы американские подданные, — уже чуть менее агрессивно, чем раньше, сказал переводчик.
— У нас тут тоже один был, все кричал, что незаконнорожденный сын китайского императора, и свидетельство о рождении показывал с иероглифами, — равнодушно кивнул милиционер. — А когда прижали, оказалось, что обыкновенный конокрад из Тамбова. Давай их до утра в камеру.
Сэма и переводчика подняли на ноги и тычками погнали в конец коридора, где были камеры. Заскрежетала дверь, и их толкнули куда-то в темноту, вонь и гул голосов.
— Оп-пачки! Ты глянь, какие фраера расписные! — радостно приветствовала их камера, оценивая дорогой прикид новых заключенных. — Ух ты, лопаря! Ох ты, клифты!..
Несколько приблатненных зэков подошли к американцам и стали ощупывать добротную ткань пиджаков.
— Что вам нужно? — спросил по-английски Сэм.
— Во, блин, не по-нашему базарит! — восхитились в камере. — Выдрючивается, падла!
И притиснулись ближе.
Сэм отвел бесцеремонно его лапающие руки. И тут же получил в зубы.
Но уголовники не учли, что американцы каждые полгода сдают зачеты по рукопашному бою. Раздался тупой удар и чей-то короткий вскрик.
— Фраера наших бьют! — взвилась камера и навалилась на американцев всем гуртом.
Но их даже не успели как следует попинать, когда в камеру ворвались милиционеры. Они прошлись по всем подряд “демократизаторами”, в том числе по головам потерпевшей стороны, и выволокли янки в коридор.
— Вы чего, блин, бузу устроили! — возмутились милиционеры.
— Это не мы — это нас! — попытался объяснить истинное положение дел американец.
— Кончай базлать, до вас здесь все тихо было!
— Я требую соблюдения Женевской конвенции, регулирующей права военнопленных! — заявил Сэм Допкинс.
Переводчик перевел.
— Права? — уточнили милиционеры. — Сейчас будут! Слышь, Серега, покажи ему его права.
Серега показал... Серега взял со стола резиновую дубинку и с ходу огрел ею Сэма по затылку.
С правами все стало более или менее понятно.
— Еще какие-нибудь претензии есть? Американцы дружно замотали головами.
— Тогда шагом марш в камеру. Но американцы уперлись.
— Не надо! Там нас били, мы туда не пойдем! — умоляли они.
— А куда тогда вас — в женскую, что ли? Или, может, нам в камеру, а вам здесь расположиться? А то у нас тут две камеры всего, — справедливо обиделись милиционеры. — А ну шевели копытами!
Когда дверь закрыли, внутри началась какая-то громкая возня. Милиционеры стояли возле камеры и радостно дыбились.
Так им!.. Зато теперь права качать перестанут и международным скандалом грозить. А если их сейчас не проучить, то они всю ночь орать будут, глаз сомкнуть не дадут...
Рядом с милиционерами, припав головами к железной двери и напряженно прислушиваясь, стояли еще двое мужчин в штатском. Стояли генерал Трофимов и майор Проскурин.
— А они их там до смерти не прибьют? — обеспокоенно спрашивали они.
— Нет, там сегодня контингент тихий... Из камеры доносились глухие удары и неясные вскрики на английском языке.
— Ничего, — успокаивал сам себя генерал Трофимов. — Зато впредь неповадно будет. Этот вопрос надо решать кардинально. Все дыры мы все равно не заткнем и возле каждого родственника по часовому не поставим. Надо отбить у них охотку к проверкам. Раз и навсегда отбить!
В прямом смысле — отбить!
Рецепт генерала был удивительно схож с рецептом районных милиционеров, которые не любили, когда их будят ночами беспокойные клиенты...
Утром в райцентр приехал консул. Ему выдали с трудом опознанных им подданных Америки и вернули паспорта.
— Ну ты, блин, мужик, сам прикинь, откуда нам было знать, что эти ксивы американские? — оправдывались милиционеры. — Да мы их в глаза никогда не видели, вот и подумали, что это туфта!..
Консул громко возмущался произволом, творимым в застенках русской полиции, но еле стоящие на ногах Сэм и переводчик заметили, как начали мрачнеть лица милиционеров, и увидели, как вперед, нервно поигрывая дубинкой, выдвинулся Серега.
— Не надо! — умоляюще попросили они консула по-английски. — Ради всего святого — не надо!
— Что не надо? Требовать восстановления справедливости не надо? — удивился консул.
— Не надо, не надо ничего требовать!.. — закивали побитые подданные. — Вообще ничего не надо! Христом богом заклинаем — не злите их! Вы не представляете, какие у них здесь порядки.
И они были правы. Америка далеко, а Серега вот он — рядом!..
Больше американские разведчики опасных проверок не учиняли. Уже накопленной фактической базы им показалось вполне довольно.
