— Подсвети, — сказал один бомж.
Вспыхнул фонарик.
Второй бомж закрыл задвижку на дверце. При всей внешней хлипкости дверца была очень прочной с тоже на вид обычным, но повышенной секретности замком.
Бомжи раскрыли сумки, вытащили из них, положили на ящики ноутбуки.
— Давай питание.
Подняв в одном из углов пол, вытянули кабеля, запитанные на автомобильный аккумулятор, сунули в гнезда разъемы. Зарядки аккумулятора должно было хватить на двое суток непрерывной работы. Но в сумках, на всякий случай, были еще запасные внешние батареи.
— Теперь камеры...
В нишах под крышей нашли шнуры видеокамер, подтянули, воткнули их в компорты.
Пошла картинка — улица сзади, улица спереди и стены домов по обе стороны машины. Обзор был практически круговой.
— Дай увеличение.
Камера наехала на ворота гаража.
— Что там со звуком?
Бомж, бывший майором Проскуриным, включил микрофон. Зазвучал вмонтированный в ноутбук динамик.
— Прибавь.
Майор потащил “мышкой” вверх виртуальный рычажок, регулирующий силу звука.
Стали слышны какие-то неясные, приглушенные, которые было невозможно идентифицировать, шумы.
— Надо дождаться машины или прохожего. Машина проехала довольно скоро — синий “жигуленок” промчался мимо “Газели”, и через несколько мгновений динамик ноутбука воспроизвел гул мотора и шуршание шин по асфальту.
— Все в порядке.
Остаток ночи и часть дня до обеда спали, по очереди укладываясь на расстеленные на полу картонки от коробок. Точно как бомжи.
После шестнадцати часов начали нервничать, часто поглядывая на часы.
— Куда он запропастился?
— Может, случилось что?.. Все сроки выходили.
— Да вот же он, — показал майор Проскурин на экран ноутбука.
Иванов понуро брел по тротуару, часто и резко поворачивался назад, распугивая прохожих, и надолго застывал, прикрывая глаза от солнца приставленной к глазам ладонью.
— Что это с ним? — удивился генерал. — Падучая, что ли?
— А черт его знает.
Иванов снова прошел несколько шагов, снова остановился и вдруг, встав на колено, стал перешнуровывать ботинки, почему-то глядя не вниз, а выворачивая голову за спину.
— Так это он... Это он так проверяется, — догадался майор.
— Идиот!..
Иванов действительно пытался выявить ведущуюся за ним слежку. Он читал в детективах, что, когда идешь на задание, надо проверять, нет ли за тобой “хвоста”. Вот он и проверял как умел...
— Он же так всю улицу соберет, кретин! — возмущался майор, наблюдая за ужимками суперкиллера. — Он же операцию провалит!
— Чего он, похоже, и добивается, — зло заметил генерал.
Майор Проскурин вопросительно посмотрел на командира.
— Ты что, не понимаешь, что он специально комедию ломает, чтобы от дела сачкануть? Ему будет на руку, если здесь соберется толпа зевак. Он скажет, что не мог рисковать, свернет дело и выставит виновниками нас.
— Нас? — удивился майор.
— Да, потому что за обеспечение акции отвечаем мы. В том числе за чистые подходы. В результате он окажется не у дел и останется в стороне.
— Почему он не хочет стрелять? — поставил вопрос ребром майор.
— Не знаю. Может, не сторговался с заказчиками, может, еще почему. Но уверен, что не хочет.
— Они же его зачистят.
— Значит, он этого не боится. Значит, он сильнее нас. Или умнее нас. Или, что более вероятно, на что-то надеется.
— На что?
— На то, что его работу за него сделаем мы. Вернее, не надеется, а вынуждает ее сделать. Знает, что сорвать акцию мы не решимся, потому что сидим на крючке, и смело идет на обострение. Могу держать пари, что, когда дойдет до дела, он, вместо того чтобы стрелять, будет тянуть резину.
— Чтобы спровоцировать на стрельбу нас?
— Совершенно верно. Я все это еще в тире сообразил, когда он с трех метров в машину мазал. Подумал — зачем ему мазать, если все прекрасно знают, как он умеет стрелять. И нашел один ответ — он вынуждает нас подумать о запасном варианте.
— Который мы и придумали.
— Естественно. Нам ничего не оставалось, как подстраховаться на случай его мазни. Только на самом деле он задумывал запасной вариант не как запасной, а как основной. Он готовил в киллеры нас.
— Зачем ему все это надо?
— Заказчику требуется, чтобы объект зачистил именно он. А он не хочет, чтобы он. Он хочет, чтобы кто угодно, но только не он. Если я его правильно понял, то он надеется с нашей помощью прихлопнуть двух зайцев — зачистить объект, чтобы выполнить заказ, но при этом зачистить не своими, а чужими руками — нашими руками.
— Паны дерутся, а у холопов чубы трещат? — вспомнил подходящую пословицу майор Проскурин.
— Да, он решил все поставить с ног на голову.
Раньше мы, подтасовывая факты, прикрывались от закона им, а теперь он хочет, чтобы измазались мы, а он остался чистеньким.
— Ловко! — вынес заключение майор Проскурин. — Если дело сорвется, то судить будут нас. Если пройдет гладко, то он будет иметь на нас убойный компромат.
— Но ничего, мы тоже не пальцем деланы, — усмехнулся генерал.
И раскрыл вторую сумку.
В сумке должно было быть оружие. Должны были быть пистолеты-пулеметы, которые следовало использовать в случае, если Иванов промахнется. По крайней мере, так предусматривалось планом. Но в сумке лежали не пистолеты-пулеметы, в сумке лежали завернутые в полиэтиленовые мешки револьверы. Точно такие, какой был у Иванова.
— Все понял? — спросил генерал.
— Кажется, начинаю понимать... — тихо сказал майор. — Он перевернул ситуацию в свою пользу, а мы перевернем в свою. Перевернем еще раз!
— Точно! — согласился генерал. И заговорщически подмигнул...
Генерал придумал, как обдурить Иванова, до того придумав, как Иванов собирается обдурить его. Нужно отдать ему должное — он нашел выход из практически безвыходной ситуации, но только из ситуации, которой не было, которую он создал сам. Как глупый щенок, он ловил хвост врага, который на самом деле был его собственным хвостом...
Глава двадцать седьмая
Уже вторую неделю бывший следователь по особо важным делам Старков не давал интервью и не снимался на телевидении, потому что маялся с французами. С целой группой телевизионных журналистов, прибывших из Парижа для съемок документального фильма, целиком посвященного “Русскому монстру”. Фильм заказал один из общенациональных каналов, который хотел рассказать своим зрителям о похождениях преступника, взявшего в Париже заложников и сбежавшего из тюрьмы, откуда до него никто сбежать не мог.
