– Целую часть на горшок посадил! У нас в министерстве как узнали, так чуть животы не порвали. Это кто, говорят, такую противную диверсию учинил?.. Ха-ха-ха…
И вдруг, не меняя выражения лица, не стирая улыбку с губ, наотмашь ударил пленника по лицу открытой ладонью.
– Ну ты будешь говорить? А то я сейчас сюда своих бойцов подошлю. Они на тебя дюже обижены. Будешь?! Помощник молчал.
– Груздев!
– Я.
– Давай ребят сюда.
В комнату вошли три бойца.
– Последний раз спрашиваю!..
Молчание.
– Приступайте.
Бойцы лениво подошли и без замаха, не сильно, но так, что захотелось взвыть в голос, ткнули пленника кулаками в корпус.
– Больно? – участливо спросил один из них.
– М-м…
– Так это еще не больно! Это так, лютики-цветочки.
Ударил еще раз, ударил под дых, так что пленник жадно стал хватать ртом воздух.
– А если ударить еще раз туда же, то больше ты уже не вдохнешь. И все… – пригрозил спецназовец. Но второй раз не ударил.
– Очухался? Вдохнул? Ну тогда получай.
Еще один удар пришелся в спину и обжег, как плетка.
Пока бойцы били вполсилы или даже в треть силы, пока они разминались, баловались. Они не были палачами и не получали от избиения беззащитного человека никакого удовольствия. Они просто выполняли приказ.
Что было даже хуже, чем если бы они были садистами. Садист натура творческая, увлекающаяся – разволнуется и в приступе страсти прибьет. А эти будут мучить расчетливо и бесконечно долго.
В общем не повезло.
Удар.
Еще удар.
Еще…
– Ну что, хватит тебе или добавить?
Молчание.
Удар.
Удар.
Удар…
Хорошо они на грушах и друг на друге натренировались. Умеют, ничего не скажешь!
Удар…
Помощник уже не мычал, уже кричал в голос, потому что так легче – напрячься всем телом и исторгнуть из глубины страдающей плоти дикий, звериный крик.
Так гораздо легче.
– Хватит! – коротко приказал генерал. Бойцы отошли, растирая затекшие кулаки.
– Живой? – сочувственно спросил генерал.
Пленник никак не реагировал. Но по его скулам медленно сползали к подбородку слезы. Все-таки это было первое его дело.
– Больно тебе… Так, может, не стоит упорствовать? Чем позже одумаешься, тем меньше останется здоровья. Все равно твоего геройства никто не оценит…
Раздался негромкий зуммер. Генерал вытащил из кармана мобильный телефон.
– Слушаю. Прямо сейчас? Хорошо.
Убрал телефон.
– Продолжайте. Но не переусердствуйте. Я буду часа через два, и к этому времени он должен заговорить. Любой ценой!
Генерал встал, одернул китель, постучал в запертую дверь, крикнул:
– Открывай. Это я.
Вышел.
Бойцы с видимым неудовольствием встали, подошли к жертве, обступив табурет вокруг.
– Ну чего ты, мужик, упрямишься? Тебе нехорошо, у нас обед стынет… Может, договоримся полюбовно?
Пленник не раскрыл рта.
– Надо Егорку звать, он сможет ему язык развязать…
Егорка был двухметровый, гориллообразный детина.
– Ну вы что, сами не могли справиться? – ворчал он. – Чуть что – сразу я!..
Наклонился, ухватил пальцами подбородок пленника, с силой, так что хрустнули позвонки, развернул к себе его лицо, взглянул в глаза.
– Били?
– Ну так!..
– Зря, только чувствительность отбили. Ладно, тащите сюда “козел”.
– Зачем он тебе?
– Холодно!
В подвал внесли самодельный, с мощной, в палец толщиной, спиралью. Включили в сеть. Спираль быстро разогрелась и засветилась ярко-красным жаром.
Егорка вытащил из кармана плоскогубцы. И вытащил из другого большой, двадцатисантиметровый гвоздь. Который положил на спираль, положил в самый огонь. Выждал несколько минут, наблюдая, как острие гвоздя наливается красным светом. Ухватил шляпку плоскогубцами и подошел к пленнику.
– Вспомнил? – спросил он, поднеся гвоздь к самому лицу.
И, помедлив с полминуты и не дождавшись ответа, приложил раскаленный конец гвоздя к плечу пленника.
Затрещала сгорающая, обугливающаяся кожа.
Помощник закричал. Что было сил закричал, выплескивая в крике свою ненависть.
– Ну что? – спросил Егорка.
Этот больше походил на садиста, но тоже им не был, потому что, когда запахло горелой человечиной, он недовольно поморщился.
Ему рассказывали о таких, когда учили сопротивляться боли. Говорили – что не дай бог попадется вам “добряк”. Такие добряки в тысячу раз хуже дюжины Джеков Потрошителей!
Егорка еще раз нагрел гвоздь.
– Подержите его, – попросил он. Добровольные помощники подошли, навалились на руки и на ноги.
– Теперь будет больно, – предупредил палач. Как будто раньше было приятно.
Он подвел гвоздь к ноге и на этот раз не приложил его, а резко и сильно вдавил острием где-то посредине стопы. Гвоздь с хрустом и треском вошел в плоть и, пройдя ногу насквозь, выскочил наружу. С другой стороны выскочил.
– Мм-а-а!!
Это действительно было больно, хотя раньше казалось, что больнее быть не может. Может!
Егорушка вырвал гвоздь из раны.
Надо что-то делать, сквозь боль, сквозь отчаяние думал Помощник. Что делать?.. Что бы в его ситуации делал Шеф, делал Резидент?
Он бы предпочел умереть, потому что это самый универсальный и угодный Конторе выход. Умереть, чтобы не заговорить.
Шеф выбрал бы смерть, ему проще, он успел, он пожил…
И ему тоже придется выбрать смерть… Чтобы не раскрыть Тайну, чтобы близкие, мать, сестра, не отвечали за его предательство. Умереть одному, чтобы не умереть всем…
Обложить этих в камуфляже, врезать побольней, разозлить, заставить бить в полную силу, чтобы убили! Чтобы отмучиться. А если повезет, прихватить с собой кого-нибудь из них…
Только как? Их четверо против него одного. Тут никакие приемы не помогут! Четверо крепких, натренированных мордоворотов против израненного пристегнутого к табуретке…
Пристегнутого!.. К табуретке!..
