– Гулять сейчас пойдем или ближе к вечеру, когда солнце сядет? – спросил Петр как бы невзначай.
– Ой, папа. Боюсь, не получится у меня даже вечером. Я сейчас подруге обещала подъехать, ей надо помочь обои поклеить. Не обижайся, ладно? Буду поздно.
Матульскому хотелось спросить про коляску, а заодно напомнить Маше, что подруг у нее практически нет. Во всяком случае, таких близких, чтобы можно было им допоздна помогать с ремонтом.
– Я-то думал… – сказал он и замолчал.
– Я же тебе говорила об этом. Ты что, забыл?
– Может, и забыл, – голос у Матульского стал грустным.
– Не волнуйся, папа. Все у нас будет хорошо, – Маша быстро убрала со стола, но даже посуду не стала мыть, чего с ней практически никогда не случалось. – Не волнуйся за меня и не скучай. – Она вновь чмокнула отца на прощание и выбежала из квартиры.
Петр дождался, пока она выедет со двора, а затем и сам выкатился на площадку. Подъемник, сделанный Войничем, исправно спустил его к выходу из подъезда. Как можно быстрее он сумел забраться в машину.
Маша на скутере еще виднелась в конце улицы. Петр ехал в отдалении, чтобы не бросаться дочери в глаза. Чувствовал себя отвратительно – следил за дочерью, которая мало того, что его любила, так еще и практически лучшие годы жизни посвятила уходу за ним. Слава богу, Маша не заметила слежки. У Матульского немного отлегло от сердца, когда дочь свернула на дорогу, ведущую к дачам. Хотя бы стало ясно, куда она направляется. В сам поселок Петр заезжать не стал. Свернул на пустырь, заглушил двигатель, раскрыл дверцы. Морской ветер врывался в салон, неподалеку шелестели тростники.
«Раньше или позже все девушки покидают родительский дом, обзаводятся семьей, – думал он. – Но при чем здесь моя старая инвалидная коляска?»
Маша, хоть у нее и был свой ключ от дачи, постучала в дверь. Чуть приоткрылась занавеска на окне. Открыл ее Михаил.
– Быстро ты обернулась.
– Тебя хотела увидеть, – сказала она и тут же отвела взгляд.
– Давай не будем сейчас об этом, – Войнич взял ее за руку. – Стас наверху. Мы уже обсудили кое-что.
– Без меня?
– Не сидеть же нам молча. Если и ты что-нибудь за это время придумала, выслушаем.
– Идем.
Хрущ сидел за столом в мансарде. Рядом с ним стояла большая чашка с остывшим кофе. В пепельнице белела горка окурков.
– Привет, – сказал он, даже не подумав подняться навстречу хозяйке. – Отец ничего не заподозрил? Мы специально наверху решили позаседать. Он же сюда не поднимется?
– Не поднимется, – сказала Маша, хотя и чувствовалось, что обсуждать отца за глаза ей неприятно. – Он ничего не заподозрил.
– Ну и отлично, – Хрущ указал взглядом на стулья, мол, присаживайтесь.
Войнич зашелестел старой строительной «синькой» с каким-то планом.
– Что это? – глянула на истертый чертеж Маша.
– План квартала, где живет Гнобин, со всеми коммуникациями.
– Где ты его взял?
– При должном финансировании достать можно все, что угодно, – ухмыльнулся Хрущ.
Войнич расправил бумагу, она заняла почти весь стол. Станиславу даже чашку с кофе пришлось поставить на пол.
– Вот особняк Гнобина. Естественно, бункер на план не нанесен, – Михаил тупым концом ручки стал водить по плану. – Но он находится вот здесь. Тут стальная дверь, замаскированная фанерным стеллажом. Запоры сложные, но, думаю, за полчаса я с ними справлюсь. Сигнализация отсутствует.
– Зато снаружи ее хватает, – потер подбородок Хрущ. – По верху забора камеры наблюдения, «колючка», уложенная спиралью, и датчики, реагирующие на движение. Так что через верх во двор не попасть ни при каком раскладе.
– Даже если выключить электричество во всем доме? – спросила Маша.
– Мы уже об этом думали. Не получится. Там идет резервная подпитка от аккумулятора. Камеры много не «жрут», протянут на аккумуляторе сутки, а то и более.
– Остаются ворота? – вновь спросила Маша.
– И на них сигнализация. Примитивная, правда, вся разводка сделана со стороны двора, – вставил Войнич. – Но именно поэтому ее и не отключишь. С электроникой было бы легче. А тут тупые кнопки, которые выскакивают, когда открывают калитку или створки. И вновь резервная подпитка от аккумулятора.
– Значит, никак? – поинтересовалась девушка.
– Абсолютно никак, – ответил Михаил.
– Но ведь вы уже что-то придумали?
– Нет, – Стас вновь поскреб подбородок. – Сидим и думаем.
Маша уставилась на план. Она мало понимала в условных обозначениях, а надписи были сделаны не слишком разборчиво, да и смазались при копировании.
– Можно пригнать подъемный кран, – начал Войнич. – Ты сидишь в кабине и переносишь меня во двор, я проникаю в бункер, забираю самое ценное, и потом ты снова переносишь меня на улицу.
– А что? – воодушевилась Маша. – Может получиться.
Хрущ скривил лицо, как от зубной боли.
– Ребята, вы представляете себе картину, когда посреди ночи подъемный кран, загородив улицу, переносит человека через забор и потом забирает его обратно с кучей барахла? Там небедные люди живут, и с хорошим слухом в отличие от Гнобина. Неужели думаете, что эти манипуляции никого не заинтересуют? Ментам стуканут на три-пятнадцать. На мой взгляд, такой вариант отпадает полностью. И я уже тебе об этом говорил. Уж лучше ворота автогеном резать.
– Да, креатива маловато, – согласился Войнич и нервно застучал кончиком ручки по плану.
– Не стучи, – попросил Хрущ, – раздражает.
– Мне так лучше думается, – не остановил постукивания Войнич.
– Если бы ты что-нибудь толковое придумал, я бы не возражал. А так…
– Не надо ссориться, – встряла Маша. – Это делу не поможет. Мы же одна команда.
– Ты, девонька, – прищурился Станислав, – вообще, сбоку припеку. Сиди и помалкивай.
Маша, обидевшись, поджала губы, глянула на Войнича, но тот не спешил за нее вступиться.
– Можно попробовать еще раз днем проникнуть на территорию особняка и остаться там на ночь, – предложил он.
– И это – креатив? – усмехнулся Хрущ.
Маша откашлялась и произнесла:
– Может, я ничего и не смыслю в ограблениях, но и вы не догоняете. А вот мой отец – голова.
– Ты хоть сама поняла, что сказала? – спросил Хрущ. – Или нам Войнич – твой переводчик – поможет?
– Я тоже ничего не понял, – признался Михаил. – Я ничего не имею против твоего отца, но пояснить можешь?
– Где он вас с Хрущом спрятал, когда за вами менты гнались? – прищурилась Маша.
– Если мы со Станиславом говорим «менты», а не «полицейские», это не значит, что так же должна говорить и ты.
