Маша одной ладонью прикрыла нижнюю половину лица, другой лоб. Остались видными только глаза. Она смотрела так на коллекционера с десяток секунд. Сперва в глазах Гнобина было выражение недоумения и напряженности, потом оно сменилось выражением узнавания.
«Глаза в прорези маски. Как тогда, на горной дороге, когда казалось, что уже подохну», – мелькнула мысль.
Бронислав Францевич беззвучно охнул, драгоценная книга со стуком выпала из рук. Коллекционер взялся за сердце и стал медленно оседать. Маша подхватила его, уложила на кровать.
– Воды дайте! Медсестру позовите!
Дальнобойщик заковылял к двери. Маша потрясла бутылку с минералкой, открутила крышку. Шипящая жидкость ударила Гнобину в лицо. Коллекционер открыл глаза. В палату забежала медсестра.
– Что случилось? – склонилась она над Гнобиным.
– Нет, ничего, ничего… – пробормотал тот, – племянницу не сразу узнал. Вот и испугался. С головой непорядок, годы.
– Вы уверены, что все в порядке? – Медсестра уже щупала пульс больного.
– Абсолютно. Извините за беспокойство, – Бронислав Францевич сел на кровати.
– Как знаете. Я пойду, доктора поищу, он, кажется, уже закончил операцию.
Маша с грустью смотрела на коллекционера.
– Мне так неловко перед вами, – сказала она с обезоруживающим сочувствием.
– Это вам-то неловко?! – не удержался и воскликнул Гнобин, но тут же спохватился: – Думаю, нам лучше выйти в коридор.
– Я вам помогу.
Маша взяла опешившего коллекционера под локоть и повела к двери. Уже оказавшись в коридоре, Гнобин вырвал руку, тяжело и часто задышал.
– Воровка, грабительница, – шипел он. – У вас еще хватает наглости спрашивать о моем здоровье? Оно вас интересует только в одном смысле. Вдруг я подохну и не смогу вам заплатить?
– Вообще-то я не воровка. Со мной такое первый раз случилось.
– И одного раза достаточно, – твердо сказал Бронислав Францевич. – Во-ров-ка, – растянул он по слогам, а затем будто интонацией и жирную точку поставил. – Мразь. Ненавижу воров.
– Вы меня не оскорбляйте. Я не для себя. Мне отца нужно на ноги поставить. Хотя вам, наверное, все равно. Да подавитесь вы вашими деньгами.
– Это мне все равно? Меня ограбили, чуть не убили, и я после этого должен спокойно с вами говорить? Вы что себе воображаете?
Маша внезапно заплакала, закрыла лицо руками, отвернулась.
– Ну, чего вы? – тронул ее за плечо Гнобин.
– Не трогайте меня. Мне стыдно. Да, я воровка, но я не мразь. Я не для себя, – больше Маша уже ничего не могла сказать, разрыдалась.
Гнобин совсем растерялся, бросил взгляд на присматривающуюся к ним медсестру, обнял Машу за плечи.
– Перестаньте плакать. Сейчас же перестаньте. Слышите?
– Не могу. – Девушка уткнулась лбом в оконное стекло, размазывая слезы ладонью.
– Стекло грязное. Не надо, – взял Гнобин Машу за запястье. – Ну почему я еще должен вас утешать? Я женских слез терпеть не могу, потому и не женат. За что мне все это? Сколько вы хотите?
– Мы все очень аккуратно упаковали, – всхлипывала Маша. – Все в целости и сохранности. Это в самом деле автограф Пушкина? Самый настоящий?
– Подделок не держу. Сколько вы хотите?
– Мне бы и тридцати тысяч хватило. Но только евро. Ну, и еще немного на дорогу надо.
– Понимаю, вы не одна были, а с сообщниками, они не так благородны. Скромно для себя просите. Я неосмотрительно на каждой бирке цену предмета указал. Ваши друзья уже наверняка сумму на калькуляторе подбили. Но могу их огорчить, это аукционная цена. А с моей коллекцией вы ни на один аукцион не сунетесь. Делим все на три и разбегаемся.
– Это много. Мне сказали, начинать с цены, поделенной на четыре, и до пяти снизить можно, – вырвалось у Маши.
– Вы слишком непосредственны для воровки. Согласен дать двадцать пять процентов выкупа. Надеюсь, первый раз для вас окажется последним. Не в том смысле, что вас посадят, а просто больше никогда не станете возвращаться к преступному ремеслу. Кажется, я снова начинаю верить в человечество. Да перестаньте же вы плакать! Деньги получите лишь после того, как я смогу убедиться, что вы вернули мне все. Через два дня меня обещали выписать. Вот вам моя визитка.
– Ваш телефон я знаю.
– И адресок помните. Жду звонка.
* * *
– Вот, полюбуйтесь, – Портнов остановил машину, когда она взъехала на гору на окраине Черноморска. – Место тихое, не шумное. Зато вид какой!
Бирюков выбрался из джипа, Марина следом за ним. Вид и в самом деле был завораживающим. Весь город лежал у ног бизнесмена. Особо Андрей Павлович задержал взгляд на площадке под будущий гипермаркет. Еще не все дома снесли, но площадку уже огораживали забором, работали два экскаватора, рыли котлован. Возле них сновали большегрузные самосвалы. За городом простиралось до самого горизонта Черное море. Бирюков так и видел в нем еще не купленную моторную яхту.
– Эх, Маринка, – сказал он. – Куплю яхту, будем кататься. Палуба из пихтовой доски. Полотняный навес, столик. Ну, и тебя, Николай, взять с собой не забудем. Ведь ты и на суше, и на море о нашей безопасности беспокоиться должен.
– Да, без Николая никак, – охотно согласилась Маринка. – Незаменимый.
– Преданный ты человек. Старательный. – Бирюков повернулся спиной к морю, лицом к особняку за высоким бетонным забором. – Не думал, что ты так быстро с покупкой нового дома управишься.
– Крюков, как и обещал, помог. Бывшего владельца братки прижали, пришлось ему продать на наших условиях, – усмехнулся Портнов. – Хоть сегодня можно заезжать.
– А обстановка? – вскинул брови Бирюков.
– Все уже куплено и завезено. Вот только еще системы безопасности не повсюду установлены, но на днях все исправим.
– Пошли, покажешь. Вкус ты мой знать должен, посмотрим, угадал ли.
– Меня ваша супруга консультировала по всем вопросам, – скромно вставил Портнов, передавая Бирюкову ключи от особняка.
Ворота открылись от нажатия дистанционного пульта. Это понравилось Андрею Павловичу. Дорожка, вымощенная пиленым камнем, вела к крыльцу.
– Это хорошо, что есть отдельный пеший подход, – хвалил Бирюков. – Иногда приятно пройтись к машине. А запахи какие, запахи, – тянул он носом воздух. – Все в цветах и кипарисах с туями.
– Я думаю, что и пальмы посадить стоит, – вставила Марина. – Будет, как в Майами.
– Подумаю. У меня почему-то пальмы вечно ассоциируются с обезьянами, – скривил губы Бирюков. – Мерзкие твари, типа того бомжа на пляже, вечно что-нибудь спереть норовят.
Вошли в дом. Почти беззвучно работал центральный кондиционер. Приятная прохлада разливалась по холлу. В воздухе пахло новой мебелью.
