— Ого, — нарушил тишину Филимон. — Какая интересная башенка.
— Угу, — промычала я. — Тим, давай переоденемся и попробуем тут разобраться? Только нам надо на волосы что-то повязать и на лицо, а то задохнемся.
— Это точно, — оборотень тоже брезгливо поморщился. — Тут надо все тряпки сразу или выкидывать, или выносить на улицу и уже там выбивать и пылесосить.
И вновь мы принялись за уборку. Пока Тимар все пылесосил и убирал паутину, мы с Филькой ждали на пороге. Потом оборотень добрался до кровати и тут уже я вошла.
— Ну что, взялись? — мы с Тимом потянули балдахин с двух сторон и, насколько могли аккуратно, стащили его вниз.
Пыль столбом взвилась в воздух, и кот на пороге закашлялся.
— Ну вы, поаккуратнее там, — пробурчал недовольно.
— Филь, не лезь со своими советами, — злобно шикнула я. — И так стараемся не пылить.
Истлевший бархатный балдахин, который рассыпался в руках от старости, скатали и засунули в большой мешок, который оттащили к двери. Тим снова пропылесосил то, что нападало с него, и мы, кивнув друг другу, взялись за то полотно, которым была накрыта кровать. Сдернули, и я, взвизгнув от неожиданности, отпрыгнула назад, а Тимар проворчал под нос какое-то ругательство.
Полотнище упало на пол, взметнув с себя столбом пыль, и пока она медленно опадала, мы в немом изумлении смотрели на кровать. А там лежал крупный высокий мужчина в черных брюках и рубашке, которая когда-то была белой. Светлые волосы, длиной до самых пят, в беспорядке разметались по покрывалу. Руки сложены на груди, как у покойников. Спокойное лицо можно назвать красивым — волевой подбородок, высокие скулы, брови и ресницы на несколько тонов темнее волос. Породистое такое лицо, не смазливое, но определенно красивое. Глаза закрыты. И весь он — и лицо, и волосы, и одежда, припорошены вездесущей пылью и посерели. Похоже, даже полотнище, укрывавшее его, не спасло от нее.
А вот и труп в подвале, о котором говорила в свое время на форуме Авантюристка. В данном случае не в подвале, но от этого не менее страшно. И волосы светлые… А вдруг это его призрак являлся мне тогда, а вовсе это и не сон был. Ужас!
— Тим, — я перешла на шепот. — Он мертвый?
— Не знаю, — он тоже сглотнул.
— Тимочка-а-а, — протянула я. — А ты сможешь проверить? Я боюсь к нему подходить.
Тимар как-то жалобно взглянул на меня, и мне даже стыдно стало. Блин, взрослая девица, а заставляю пацана идти проверять живой этот мужик или нет. Ни стыда, ни совести. Оборотень переминался с ноги на ногу, и идти, тоже не спешил.
— Филимон, — я обернулась к фамильяру. — Филя, ты у нас единственное волшебное существо. И ты тут единственный взрослый мужчина, хоть и кошачий. Проверь, а?
— А че сразу я? — кот, похоже, тоже не горел желанием осматривать «труп» и попятился назад.
— Филь, ну должен же ты хоть что-то делать. Мы вот с Тимаром грязь всю убрали. А завтра нам еще к водяному идти, помогать пруд чистить.
— Вот вечно так… — пробурчал он недовольно. — Как сметанки мне налить, так попа, видите ли, толстая, а как трупы проверять, так я единственный взрослый мужчина.
— Хорошо, уговорил. Получишь целую пачку сметаны сегодня, — я чуть улыбнулась и с опаской покосилась на спокойно лежащего мужчину.
Филимон бурча что-то под нос, прокрался к кровати. Встал на задние лапы и с осторожностью понюхал плечо мужчины. Затем вспрыгнул на подушку, понюхал его лицо. Приложил одну лапку к шее, там, где обычно бьется жилка. Потом этой же лапкой приподнял мужчине веко и заглянул ему в глаз. Как он это сделал лапой, все же кот, я не знаю, но сделал.
— Филь, ну что там? — я не выдержала первая.
Тимар за то время, что Филимон обследовал тело, подошел ближе и сейчас стоял у кровати. А вот я приближаться не спешила.
— Спит он, представляете? — обернулся к нам фамильяр.
— Как спит? — не поняла я.
— Ну как? Обычно. Живой он, и спит.
— И что нам теперь делать?
— Что-что, — пробурчал кот, спрыгивая с кровати, и громко чихая. — Выкидывать все эти тряпки. А мужика этого мыть и переодевать. Можете еще волосы ему подрезать — вон как отросли, видно не один год тут спит.
— Блин! Я не пойму, я что — клининговая компания? Почему я вечно должна что-то отмывать и чистить. Достало уже! — психанула я.
Подошла к кровати, с опаской потянула за ворот на рубашке спящего мужчины, чтобы рассмотреть, что за цепочка у него на шее поблескивает. А ворот так у меня в пальцах и остался — ткань вся истлела, и пока ее не трогали, сохраняла форму, а от прикосновения расползлась. М-да. Страшно представить, сколько же времени он тут лежит? И явно сон это не простой. Ведь ни один человек не проспит столько времени, чтобы на нем истлела одежда. А мужик-то, вон какой, очень даже неплохо сохранившийся, на вид ему не больше тридцати.
— Так, ладно, — я повернулась к притихшему Тимару. — Давай мы сейчас все тряпье выкинем к чертовой бабушке, иначе здесь задохнуться можно. Кренделя этого пока оставим тут, только накроем чистой простыней. Раз он спит, то денек другой ему погоды не сделают. А потом решим, что с ним дальше делать.
Именно это мы и сделали. Загрузили в мешки и вынесли вообще все тряпки, какие были в этой комнате. Мужика пришлось на постели перекатывать, чтобы вытащить из-под него пыльные истлевшие постельные принадлежности. Одежду его тоже пришлось выкинуть, потому что в процессе перекатывания она развалилась под нашими руками.
А ничего так фигура у этого «Спящего красавца». Даже больше чем просто «ничего», а очень даже чего. Рельефные мышцы привлекали внимание и вызывали непристойные мысли. Широкие плечи, длинные ноги, узкие бедра, кубики на животе. Так, стоп! Что-то не туда мои мысли уходят.
Вместо матраса, который нам тоже пришлось вытащить из-под мужчины и сбросить с балкона, мы постелили пуховое одеяло, а его самого скромно прикрыли простынкой. Причем делать это пришлось Тимару, а то мне неловко было. Все же спит мужик, причем незнакомый совсем, а подштанники-то его истлели вместе с брюками. Самого бы его еще отмыть, но это же надо тащить его вниз, а потом куда-то сгружать… Поднять его в башню обратно мы пупки надорвем. Это ж какая туша неподъемная даже на вид… В общем смахнули мы с мужика этого спящего пыль, прикрыли простынкой и оставили дальше почивать.
— Ну что, народ, — заговорила я, когда мы все перебазировались в кухню. — Что делать-то будем? И какие у вас есть идеи насчет того, что это за мачо у нас там наверху дрыхнет?
За окном уже совсем стемнело, поэтому мы собирались ужинать. Филька ел свою честно заслуженную сметану, а я варила пельмени, ибо ни на что другое сил уже не было. Устала до дрожи в коленках.
— А че тут думать? — подал голос Филимон, оторвавшись от сметаны. — Будить его надо. Раз спит, значит, просто заколдован.
