За что и должен был поплатиться…
— Инвестиции в реальный сектор экономики…
— Укрупнение бизнеса за счет слияния…
— Секвестр…
— Квоты…
— Депозит…
Рассуждали воры в законе на понятном только им языке, строя далеко идущие планы. Очередного «гоп-стопа», хотя называли они его инвестиционной политикой.
Вот только мент поганый…
— Надо как-то с ним решать.
Хотя уже не раз решали. И так, и эдак…
— Надо ему дать.
— Уже пытались.
— Тогда наехать.
— Уже наезжали.
На полковника наезжали три раза, намекая, что нельзя думать только о себе, что у него есть еще дети и внуки, а на улицах полно машин, управляемых лихачами, и маньяков.
На что полковник реагировал совершенно неправильно, поднимая в ружье ОМОН и направляя бойцов с автоматами по адресам самых уважаемых горожан для проведения учений, максимально приближенных к боевым.
Омоновцы сыпались из машин и, отрабатывая захват, брали в кольцо загородные виллы, бряцая огнестрельным оружием и приставляя к заборам штурмовые лестницы. Омоновцы были ребятами неуравновешенными, не по разу контуженными во время боевых командировок в Чечню, и ждать от них можно было чего угодно.
И шантажисты отступали.
До времени. Которое пришло…
Дальше терпеть беспредел полковника было невозможно.
— Хватит с ним церемониться — кончать его!
Золотые слова!.. Воровской бизнес терпел серьезные убытки, и вложения в смерть полковника сулили хорошие дивиденды.
Раньше воры зарезали бы досадившего им мента сами. Но нынче они стали бизнесменами и предпочитали действовать не перьями, а бабками. Получать срок им было не с руки. Еще совсем недавно главным капиталом воров в законе были отсидки, теперь — суммы на банковских счетах.
— Даю пятьдесят.
— Сто.
— Еще сто…
Мент в чине полковника стоил недешево. Но того стоил.
Аванс перевели безналом на указанный счет. И стали ждать…
Через две недели полковник Еременко умер, но совсем не так, как должен был! Полковника не застрелили и не взорвали, он умер своей смертью, от внезапного сердечного приступа.
Результат был, но был смазан. Платить за такое жалко.
— Может, это вовсе не они, может, он сам «зажмурился»? — сомневались воры. — Кабы его на перо посадили, сомнений бы не было. А отстегивать за инфаркты — слишком жирно будет!
И остаток суммы не перевели, решив, что «хватит с них аванса»!
О чем очень скоро пожалели! Через несколько дней пожалели, когда узнали, что один из их «коллег» закончил свой земной путь. Эта смерть сомнений уже не вызывала — потому что у найденного в собственной постели трупа не было головы. Голова была отрезана, положена на большое блюдо и поставлена возле дома следующего кандидата в покойники.
Рот головы был широко раскрыт, и из него торчали доллары. Что следовало понимать как намек.
Воры были привычны к смертям, но к чужим, не своим. И не к таким…
Остаток денег был переведен по указанным счетам в тот же день. А воры поняли, что имеют дело с очень серьезными людьми. С которыми можно иметь дела и в дальнейшем…
Глава 35
Микроавтобус ехал по ночным улицам. Не несся, а именно ехал. Носятся только гангстеры в боевиках. Профессионалы ездят, соблюдая все правила и скоростные ограничения. Им нарываться на гаишные проверки ни к чему.
На сиденье, плотно зажатый с двух сторон дюжими бойцами, сидел пленник. От него густо пахло спиртным. Если машину остановят, то он сойдет за перепившего алкаша, а конвой — за его приятелей. На голове пленника был мешок, который можно в случае необходимости мгновенно сбросить.
Но микроавтобус никто не останавливал. Он выехал за город, свернул на грунтовку, где в кустах стоял тентованный «КамАЗ». Сверху сбросили металлические сходни, по которым микроавтобус въехал прямо в кузов. Вход заложили мешками с картошкой, и «КамАЗ» выехал на дорогу.
Через три часа грузовик въехал в гараж. Мешки разбросали, микроавтобус своим ходом, сдав назад, скатился на бетонный пол, пленника выволокли из салона, поставили на ноги и стащили с его головы мешок.
— Кто это такой? — спросил «Первый».
— Как кто?.. «Уборщик».
Это был «уборщик» четырехэтажного барака, но это был не «прораб». «Прораб» был совсем другим был светлым, а этот — кавказец!
— Приведите его в чувство, — приказал «Первый».
Пленнику закатали рукав и воткнули в вену иглу шприца.
Он вздохнул и открыл глаза.
— Ты кто?
Пленник было дернулся, но увидел вокруг себя несколько крепких ребят, увидел бетонные стены без окон и закрытые металлические ворота.
— Ну, чего молчишь?
— А чего говорить?
— Это ты стрелял?
Вопрос был очевиден, потому что его повязали на месте преступления сразу после выстрела. Отпираться было глупо, что понимали обе стороны. Вопрос был задан лишь для того, чтобы разговорить пленника.
— Ну я.
— Зачем ты стрелял?
— Попросили, — глухо ответил пленник.
— Кто?
— Не знаю. Мне позвонили и предложили работу — я согласился.
— Как на тебя вышли?
— Не знаю…
Похоже, он не врал, похоже, говорил правду.
— А как заказчик узнал, что ты умеешь обращаться с гранатометами?
— У нас в Чечне все умеют!
Это — да, практики и дармовых мишеней у них в последние годы было предостаточно.
— Гранатомет твой?
— Нет. Мне сказали, где — я взял.
— Джип тоже?
— Да.
— Ты знаешь этого человека?
Пленнику показали фотографию «прораба».
— Нет.
Больше спрашивать было не о чем. Чеченца на всякий случай помучили, отбив ему почки и поломав пальцы, но он своих показаний не сменил. Он говорил правду. Ему действительно позвонили по телефону, предложив заработать деньги и джип. Чеченец жил в съемной квартире и работал на колхозном рынке, а в первую войну командовал взводом боевиков. Вывели на него, по всей видимости, земляки, о которых он не знал. Заказчика он тоже не видел. Не такой дурак был заказчик, чтобы попадать на глаза случайному исполнителю, с которым его ничего, кроме денег, не связывает. Он оставил в укромном месте джип с гранатометом и подробные инструкции, а в другом причитающийся стрелку гонорар. Тот прочитал инструкцию, сел в джип и взорвал дом. За что рассчитывал получить десять тысяч долларов. Но не получил, не успел…
