— Есть!
Над территорией страны от Прибалтики до Приморья начал расправляться мелкоячеистый, предназначенный для ловли одной-единственной «рыбы», невод…
Глава 73
— А если они перекроют этот переулок?
— Есть резервный отход по крышам. С этого здания на это и вот сюда. Чердачные входы будут заранее открыты.
— Вмешательство милиции?
— Вмешательство исключается. Вот здесь, в районе базара, за десять минут до начала операции возникнет стихийная драка, куда будут стянуты подвижные силы трех ближайших отделений милиции.
— А будут?
— Я же говорю — возникнет драка. Крупная драка с серьезным материальным ущербом для близрасположенных магазинов. Сработает тревожная сигнализация…
— Ну а если?..
— Тогда…
— А они…
— В этом случае…
— А вдруг?..
— Этот случай также предусмотрен…
— Добро! — подвел итог генерал-грибник Осипов. — Поработали на совесть. Смотреть приятно.
Другой грибник лишь пожал плечами — иначе не умеем.
— Тогда готовься.
— К чему?
— Претворять этот безукоризненный план в жизнь. Или ты хочешь пожертвовать причитающуюся тебе славу кому-нибудь другому?
По правде говоря, грибник Зубанов предпочел бы пожертвовать. Что-то в последнее время он перестал страдать излишним авторским самолюбием.
— Люди устали, — ни к кому не обращаясь, сказал Зубанов.
— Люди не устали, а засиделись! Вот теперь пусть разомнутся, — рубанул генерал. — Не крути нижним бюстом. Ты это дело начал, тебе и заканчивать. Ты там обстановку лучше любого местного пса знаешь!
— Это конечно…
— Ну, тогда в чем дело?
— Дело в том, что неплохо было бы соломки подстелить…
— Не понял…
— Дело в том… Дело в том, что хотелось бы знать конечные цели операции, — бухнул, отрезая себе пути к отступлению, полковник.
Слово, которое не воробей, вылетело. Вернуть его обратно было невозможно. Теперь оставалось доводить все до логического конца. Или до своего конца…
В любом случае изменить что-либо было уже нельзя. Слово вылетело…
— Ты что, с ума сошел? — тихо спросил генерал. — Когда это рядовым исполнителям доводились до сведения общие цели операции?
— Я не рядовой исполнитель…
— А кто? В этой операции даже я не командир.
— А кто командир?
Генерал стащил с головы кепку, вытер покрывшийся бисеринками пота лоб. Беседа завернула в такие дебри, что выбраться из них, не продырявив шкуры, было мудрено. По крайней мере всем выбраться.
— Давай откровенно. Без протокола. — Давай.
— Чего ты боишься?
— Неопределенности. Я не могу подставлять людей под удар, не понимая, во имя чего.
— А раньше мог?
— Раньше я служил в системе и для системы. Знал, что и во имя чего делаю. Знал своих командиров и знал, что они имеют своих командиров, а те своих. И так вплоть до Хозяина. Который отвечал за все.
Я был маленьким винтиком в большой машине, общее назначение которой мне было понятно. Я выполнял приказ людей, поставленных надо мной государством во имя сохранения этого государства.
— А теперь?
— Теперь я винтик, который выпал из машины. Я не понимаю, во имя чего служу. Не знаю своих командиров. Я слышу только обезличенные приказы, которые не знаю куда меня ведут.
— Ты слышишь мои приказы.
— Ты пенсионер. И не имеешь права отдавать мне приказы. И я пенсионер. И имею право не исполнять твои приказы.
— А месяц назад мог?
— Месяц назад ты был уполномоченным представителем Комитета. А теперь никто. Который руководит никем.
Схема рассыпалась. Я не понимаю, что, для кого и во имя чего делаю. А то, что я не понимаю, я делать не могу. И не хочу. Мне нужны гаранти-и!..
«Ему нужны гарантии! Вот в чем дело! — подумал генерал. — Всего лишь в этом. А туману напустил… Про винтики-шпунтики. А на самом деле все гораздо проще. На самом деле боится за свою шкуру. За то, что после завершения работ из него сделают козла отпущения… Справедливо боится. Я бы на его месте тоже боялся…
Понимает, что с исполнителем возятся до поры, пока он нужен. Пока он незаменим… Жаль только, главного не понимает. Что этим разговором подвел черту…
Придется ему открыть прикуп. Часть прикупа. Ту, которую было предусмотрено открыть. Придется отдать фамилию…»
«Скорее всего он сдаст фамилию. Следующего в цепочке. Который чуть выше его. И на сегодняшний день еще служит, — прикинул расклад Зубанов. — Возможно даже, он продемонстрирует какие-нибудь „верительные грамоты“. Чтобы успокоить не в меру разволновавшегося исполнителя… Только мне этих грамот будет мало. Потому что я знаю больше, чем они думают. Мне нужны цели операции. Причем совпадающие с характером производства данного завода. О котором я осведомлен. И они осведомлены. Но не осведомлены, что я осведомлен…
Или в этот план тем или иным образом будет завязана известная мне номенклатура изделий, или они мне лгут. И значит, подставляют. И значит, планируют из меня козла отпущения…»
— Ладно, жри меня с потрохами, — вздохнул генерал. — Голову под топор подставляю ради твоего душевного спокойствия. Операция это комитетская. Но через буфер. То есть через меня. По причине чего я и вышел на пенсию. Руководит операцией, по крайней мере руководит мною, небезызвестный тебе генерал Степашин. Только я тебе этой фамилии, естественно, не называл. Ты ее не слышал. И оба мы грибники…
— Можешь подтвердить сказанное документально?
— Ты совсем… пенсионер стал. Кто в секретной операции удостоверяет полномочия секретного сотрудника документально?
— Тогда мне нужны подтверждения, что все это не блеф. Мне нужны детали операции. Генерал аж крякнул.
— Ты понимаешь, что ты требуешь?!
— Понимаю. Я понимаю, что тебе деваться некуда, как сдать мне часть информации. Операция утверждена, ты ее куратор, ты за нее отвечаешь, и если она вдруг не состоится, то твоей голове придется ничуть не лучше, чем моей. Слишком мало времени осталось, чтобы начинать все сначала. Коней на переправе не меняют…
«Верно мыслит, — зло подумал генерал. — Проведение операции в срок теперь более важно, чем даже сохранение тайны. Сорвется она, полетит вся цепочка. А собрать ее еще раз воедино будет практически невозможно. Умеет полковник брать за кадык, умеет пальцы сдавливать… Только вряд ли ему это поможет. После операции…»
— Хрен с тобой! Добивай меня. Достреливай своего боевого товарища, который теперь тебе не товарищ.
