— Конечно, нужна.
— Как вы думаете, какое оружие стал бы использовать снайпер, прошедший профессиональную армейскую подготовку? Случайное или привычное армейское?
— Почти наверняка — привычное.
— То есть, по вашему мнению, армейскую снайперскую винтовку скорее всего стал бы использовать преступник, ранее имевший отношение к армии или спецслужбам?
— Не обязательно.
— Скажите, вы могли бы попасть со ста метров в мишень размером с человеческую фигуру?
— Сдуру — мог. Но не попадал. Если вас интересует не мишень, а покушение на моего шефа. Не попадал, потому что не стрелял, потому что в это время гулял в парке…
— Откуда вы знаете о времени покушения?
— Оттуда, что вы интересуетесь моим алиби с одиннадцати до трех!
— Хорошо. Давайте изменим тему нашего разговора Скажите, в каких отношениях вы состояли с потерпевшим?
— В рабочих.
— Я имею в виду человеческие отношения?
— В отличных. Мы любили друг друга, как братья.
— Я бы просил вас выражаться точнее.
— Как родной брат — родного брата.
— А мы располагаем другой информацией. Вот показания одного из заместителей потерпевшего Боровицкого.
Он утверждает, что отношения между вами и шефом в последнее время были недружелюбны. Что вы неоднократно ссорились с ним. Что в кулуарных беседах высказывались негативно о своем, как вы выразились, шефе.
— Это ложь.
— Тогда обращусь к показаниям другого заместителя. Он рассказывает о вашей с Боровицким ссоре, послужившей причиной вашего увольнения. Он утверждает, что слышал, как вы ругались и в процессе ругани угрожали Боровицкому. В том числе угрожали смертью.
— Не было такого.
— Водитель дает показания о том, что вы в разговоре с ним называли Боровицкого «зажившимся боровом, которого пора пускать на фарш». И что он несколько раз наблюдал ваши ссоры.
— Опять ложь. Не было такого.
— Но вы ссорились с Боровицким?
— Нет.
— И тем не менее были уволены.
— Был. По собственному желанию. Можете справиться в отделе кадров.
— Чем было вызвано это ваше желание?
— Нежеланием работать.
— С Боровицким?
— Нет, вообще работать. Устал я работать. Отдохнуть хочу.
— Это звучит неубедительно.
— Убийство за увольнение звучит тоже неубедительно.
— Почему вы так считаете?
— Потому что тогда в нашей стране не осталось бы руководителей. Одни исполнители.
— Вы не желаете сделать следствию никаких заявлений?
— Никаких. Кроме признания в своей невиновности.
— Это не признание.
— А что тогда признание?
— Признание — это когда в виновности.
— Тогда без заявлений.
— У вас есть замечания по ведению следствия?
— Нет. Я совершенно всем доволен.
— А что с вашим лицом?
— Упал с лестницы. Пять раз.
— Лицом?
— Как назло — лицом. Уж я тоже удивлялся — как будто нельзя каким-нибудь другим местом! Кроме лица. И печени.
— Вы не желаете сделать по этому поводу заявление?
— Желаю. Желаю, чтобы лестницы делали не такими крутыми. И ступеньки обили поролоном.
— Прекратите юродствовать.
— Я не юродствую. Я делаю заявление.
— Хорошо. Прочитайте и распишитесь. Здесь, внизу страницы.
«Полковник в отставке Зубанов», — написал Зубанов.
— А зачем полковник?
— Для солидности.
— До свидания.
— С вами лучше бы «прощай». Человек в штатском вышел. И тут же в кабинет вошли следователи.
— Ну что?
— Интересовался моим лицом.
— Чем?!
— Лицом. Спрашивал, отчего я так часто падаю с лестниц. И почему одним и тем же местом. Обещал заменить лестницы на более пологие.
— Гад! — сказал один из следователей. И ударил. На этот раз не по лицу. На этот раз ногой — между ног. И другие тоже ударили.
— Ты будешь говорить?
— Будешь?
— Или у тебе здоровья много? Будешь говорить?.. Ну достали совсем! До самых печенок достали!
Своими бутсами.
— Ну что, будешь давать показания?
— Ладно, буду!
Следователи быстро подняли, посадили заговорившего подследственного на стул и поставили перед ним микрофон.
— Давай.
— Здесь не буду.
— А где будешь?
— На месте.
— На каком месте?
— Преступления. Я хочу показать, откуда стрелял.
— Значит, все-таки стрелял?!
— Стрелял. Оттуда. Я там еще пистолет бросил.
— Какой пистолет? Там только винтовка была.
— Нет. Еще пистолет и нож. И две гранаты «Ф-1».
— Где они? Быстро говори!
— Рассказать не могу. Не помню. Могу показать. На месте.
— Ну падла…
— Тогда могу не показывать.
— Ладно, не кипятись. В конце концов тебе это надо не меньше, чем нам. Тебе — даже больше.
— Мне?
— Конечно — тебе. Нам что, с нас разве что премию снимут. А с тебя… хвост… по самые уши.
Глава 27
Полковнику застегнули браслеты. Ухватили с двух сторон за руки. И подтолкнули к двери.
— Давай шевели костями!
— Я не спешу.
— Зато мы спешим. Сегодня в шесть футбол.
— Кто с кем? — попытался установить контакт Зубанов.
— Наши с ненашими. Топай давай. Толкнули вперед так, что полковник чуть не упал, вываливаясь в коридор.
— Чего так долго? — недовольно спросил, высовываясь из дальней двери, майор. — Я тут уже минут десять парюсь.
— Собирались.
— Собираются на свидание. А у нас готовятся. К операции!
— Ну значит, готовились…
К крыльцу подъехал милицейский «уазик». Зубанов сделал шаг к задней двери, где располагался «ящик» для задержанных.
— Куда разогнался? — дернули его провожатые. — Тебе на заднее сиденье. Вместе с нами.
Втолкнули в салон. Сели с боков, не отпуская рук. «Исправно службу несут», — расстроился Зубанов. На переднее сиденье упал майор.