— Поехали. А то до шести не управимся.
— А что в шесть? — спросил водитель.
— Заседание в шесть.
Ехали недалеко, потому что в самый центр. К зданию городской администрации. Там, где недавно был убит предприниматель Боровицкий.
Это место Зубанов знал. А вот откуда стреляли… Откуда он стрелял — он не знал. Хотя догадывался.
Возле здания администрации машины не задержались. Завернули за угол.
Все верно. Стреляли метров с восьмидесяти-ста. И значит, почти наверняка со стороны комплекса жилых, сталинской постройки, домов. Тех, что расположены через дорогу. Того. Или того.
Машины въехали во двор ближнего дома и остановились.
— Выходи.
Полковника вытолкнули из салона. Оперативники, выскочившие из первой машины, взбежали на крыльцо, проверили подъезд, махнули остальным.
— Топай.
Зашли в подъезд. Стали подниматься по лестничным маршам.
— Узнаешь?
— Конечно, узнаю, — ответил полковник. Остановились перед надежно закрытой и опечатанной дверью, ведущей на чердак.
— Замок подпилил заранее?
— Естественно, заранее.
Но замок оперативников сегодня не интересовал. Следственный эксперимент был впереди. Интересовали брошенные на месте преступления гранаты и пистолет. И фактическое доказательство вины подозреваемого, если они будут им найдены.
Поднялись на чердак. В ноздри ударило запахом пыли и кошачьей мочи. Из какого-то из этих чердачных окон Зубанов, по мнению следственной бригады, стрелял в Боровицкого.
Вот только из какого?
Полковник внимательно наблюдал за оперативниками. Куда они пойдут? Куда посмотрят?
Взгляды присутствующих концентрировались на крайнем слуховом окне. На самом крайнем. Ну значит, получается, стрелок лежал именно там. И снайперская винтовка была найдена там. Стрелок залег заранее, зная, что Боровицкий подъедет к парадному входу в администрацию. Дождался его. Произвел выстрел. Бросил винтовку. Спустился во двор через один из подъездов дома. Сел в машину. И был таков.
С такой исключительно удобной позиции промахнуться он не мог. И не промахнулся.
— Откуда ты стрелял? — спросил ближний оперативник.
— Оттуда, — кивнул Зубанов.
Все двинулись к крайнему слуховому окну.
— Ну и где?
— Что где?
— Гранаты где?
— Не здесь.
— А где тогда?
— На крыше.
— Ты что, по крыше уходил?
— Ну да. Через соседний дом.
— А по-человечески, через подъезд, не мог?
— Хотел. Но не мог. Там старухи сидели. Могли меня заметить.
— Ну ты даешь! Борова хлопнул, а старух испугался!
— Испугался…
— Ты либо трус. Либо суперпрофессионал.
— Давайте будем считать, что трус.
— Ладно, говори, куда гранаты запрятал.
— В вентиляционную трубу бросил.
— В какую?
— В первую попавшуюся.
— Кончай темнить! Пока мы… В какую трубу? Говори точнее.
— Соседнего дома. Как выйдете на крышу, повернете направо, перевалите конек, спуститесь на противоположный скат, пропустите три трубы… Нет, четыре трубы. Или пять? Кажется, все-таки пять. Снова повернетесь и…
— Стой, стой. Так мы ни черта не поймем.
— Как не поймете? Я же объясняю, как выйдете на крышу, повернете направо…
— А труба третья или пятая?
— Третья! Или пятая… Точно не помню. Не до того мне было, чтобы трубы пересчитывать.
— А узнать можешь?
— Наверное… Там что-то написано было. Углем. То ли «Петя», то ли «Коля».
— Тогда пошли.
— Куда?
— На крышу! Трубу искать!
— На крышу мы не договаривались.
— Мы и Боровицкого стрелять не договаривались.
Давай, давай! Не тормози.
— Я не торможу. Я высоты боюсь.
— Чего-чего боишься?!
— Высоты. С детства боюсь.
— А зачем тогда на крышу полез?
— Деваться было некуда, вот и полез!
— Ну ты…
Зубанова приподняли, подтолкнули и вытащили на крышу. Где он тут же сел.
— Ты чего?
— Ну я же говорю — высоты боюсь.
— Кончай выдрючиваться.
Оперативники подхватили полковника под руки и потащили по крыше вверх.
— А-а! — заорал полковник. И поджал ноги.
— Ну ты гад!
— Я не гад, я высоты боюсь!
Тащить тяжелое, упирающееся тело по наклонной скользкой поверхности крыши было проблематично.
И опасно.
— Как же ты тогда шел?
— Так и шел. На четвереньках.
— На четвереньках?!
— Ну да. На четвереньках опоры больше. И не так страшно.
— Тогда и теперь давай — на карачках.
— Как же я могу на карачках, когда у меня руки связаны?
Оперативники переглянулись.
— Да сними ты ему браслеты. Куда он тут денется?
— А вдруг денется? Вдруг решит вниз башкой?
— Ну пристегни его тогда к себе.
— И тоже идти на карачках?
— Тоже на карачках! Не тащить же его на себе! Наручники отстегнули и тут же пристегнули к левой руке Зубанова и другой стороной к правой сопровождавшего его оперативника.
— Пошли. То есть поползли.
Полковник встал на четвереньки и пополз вверх по крыше. Рядом с ним вначале пытался идти, а потом тоже встал на колени оперативник. Его друзья, наблюдая за передвижениями «сладкой парочки», покатывались со смеху.
— Давай быстрее! — торопил оперативник Зубанова, желая как можно быстрее принять вертикальное положение.
— Не торопи меня, а то я упаду.
Полковник и сопровождающий достигли конька крыши и по нему все так же на четвереньках переползли на соседний дом.
— Куда дальше?
— Туда…
Зубанов лихорадочно осматривал впервые увиденную им крышу. Трубы, слуховые окна, парапет ограждения, видимые куски двора и улицы…
Играть комедию долго он не мог. Еще пять-шесть минут, еще тридцать-пятьдесят метров, и надо было находить вентиляционную трубу, в которую бросил несуществующие гранаты и пистолет.
