— В мстители.
— Ничего не выйдет.
— Почему?
— Потому, что я не чистильщик.
— Я думал, ты обрадуешься.
— Нет, я не обрадовался.
— Но я думал, что ты обрадуешься, и дал делу ход. Уже дал.
— Надо было со мной посоветоваться.
— Я не предполагал, что ты откажешься. Я был уверен…
— Я отказываюсь! Категорически!
— Поздно. Уже поздно. Совсем поздно.
— Взять самоотвод я, конечно, не могу?
— Можешь. Но тогда придется отыграть все обратно. В точку, откуда мы тебя взяли.
— Отвезете меня обратно в карцер?
— Отвезем.
— А если не отвозить?
— Затруднительно. Дело приняло неожиданный оборот. Опасный оборот. Они пошли в атаку. Может быть, потому, что считают, что это последний их шанс.
— Пошли в атаку на ГРУ?!
— Ни на ГРУ — на людей, которые изъяли нужного им человека. Они начали наводить справки в МВД и вышли на наш след.
— Они не пойдут дальше,
— Пойдут. У них оказалась рука в правительстве.
— Правительство не сдаст ГРУ.
— О чем ты говоришь? Нынешнему правительству дай бог усидеть самому. Нынешнее правительство сдаст кого хочешь. Нас сдаст — точно. Между ГРУ и Безопасностью они выберут Безопасность. Их человек в правительстве сдаст нас Безопасности, и те не преминут использовать ситуацию в свою пользу. Потому что мы конкуренты. А тут такой шанс!
Вот в такой непростой узелок все завязалось. В морской узелок! Знали бы, вовек не стали тебя выручать!
— Ты хочешь сказать, вы полезли в драку из-за меня?
— В значительной степени. Ты написал — мы приехали. А теперь вон как все обернулось…
— Всему виной я?
— Всему виной — они! Те, что вначале давили тебя, а теперь переключились на нас. Мы пытаемся гасить волну, но пока не получается.
Выход один — убирать заказчиков. Которые воду мутят. Если убрать их — скандал сам по себе сойдет на нет. Его просто станет некому поддерживать. А покровителям не будет смысла защищать тех, кого уже нет.
Если заказчиков не убрать, они доберутся до Большого начальства. Те надавят на наших командиров. Командиры, чтобы избежать скандала и отставки, отдадут виновников.
Меня. И тебя.
Либо, не дожидаясь крупных разборок, тебя отдам я. Сам. Чтобы защитить себя и своих людей. Стопроцентно отдам! Потому что отдавать придется все равно. Но или только тебя одного, или с собой.
Нет у меня другого выхода.
И значит, у тебя нет.
Так обстоятельства сложились.
Думай. Решай. До вечера решай. До вечера торопить тебя не буду. Вечером — сдам. Так как дело обстоит так — или мы их завтра, или они нас послезавтра.
Или… Или я тебя сегодня! Сегодня вечером!
Глава 41
Эту ночь полковник не спал. Совсем не спал. Он лежал с открытыми глазами, уставя их в темноту, и считал минуты. Шестьдесят. Потом еще шестьдесят. Потом еще. Часов у него не было. Его часы с него сняли еще тогда, в милиции.
Час ночи. Или около того.
Надо ждать еще два часа. До трех. В три все угомонятся. И можно будет…
Час тридцать.
Отвык он здесь, в больнице, нести ночные вахты. Размяк, расслабился на казенных харчах, приносимых четыре раза в день. Приспособился спать по девять часов да еще днем часок прихватывать. Лентяем стал. Ни к чему не годным лентяем!
Полковник, не сдержавшись, зевнул, закрывая рот ладонью. Еще раз зевнул и, непроизвольно закрыв глаза, провалился в короткий, на несколько секунд, сон.
Сразу проснулся, напряженно прислушался к темноте.
Нет, все тихо. Совершенно тихо.
Черт побери! Так и проспать можно! Все на свете проспать!
Полковник сильно, до боли в мышцах, сжал кулаки. Ущипнул себя за мочку уха. Несколько раз глубоко вздохнул.
Не спать!
Не спать!..
Половина третьего.
Последние полчаса полковник спать не хотел. Последние полчаса уснуть было невозможно.
Три, плюс-минус десять минут.
Ну что, пора?
Пожалуй, пора!
Полковник аккуратно скинул одеяло, спустил ноги вниз, на пол. Но больничные тапочки надевать не стал. Пошел босиком, осторожно ступая всей ступней, с пятки на носок, на холодный пол.
Шаг. Еще шаг.
Пересек палату, приставил к щели между дверью и косяком ухо. Прислушался.
Тихо. Впрочем, нет. Слышно негромкое, сонное посапывание. Очень близко слышно.
Полковник, не отрывая уха от щели, легко стукнул в дверь костяшкой пальца. Посапывание не прервалось. Человек спал. Крепко спал.
Ну и, значит, надо действовать! По плану. Надо рисковать!
Взялся за ручку. Потянул на себя.
Дверь была закрыта.
Вернулся к кровати, разорвав матрас, вытащил заранее положенные туда две ложки. Стальные ложки. Алюминиевую посуду ему не давали.
Вернулся к двери. Сложил ложки вместе, сунул ручки в щель, возле самого язычка замка. Надавил на них и одновременно, что есть силы, на ручку.
Ручка была массивной, а щель широкой. Дверь подалась, отжалась от косяка. Язычок высунулся, выскочил из паза. Замок был закрыт на один оборот. Все-таки на один! Если бы на два, открыть ее было бы невозможно!
Прислушался. Никаких изменений.
Медленно, буквально по миллиметру, приоткрыл дверь. Ровно настолько, чтобы протиснуть тело. Высунул голову.
Тут же, рядом, справа от двери, увидел сидящего в кресле охранника. Тот в нарушение всех инструкций спал. Спал!
Полковник вышел в коридор, бесшумно ступая, приблизился к охраннику. Тот лежал, запрокинув голову назад, к стене. Открыв выгнувшееся вперед, с сильно натянутой кожей горло.
Открыв горло…
Полковник занес руку и коротким, несильным тычком ударил ребром ладони в кадык. В последнее мгновенье охранник открыл глаза. Чтобы увидеть падающую на него руку. И тут же, зажимая горло, упасть на пол.
Полковник затащил его в свою палату. Раздел. Завернул руки за спину. Вытянул из снятых штанов ремень, пропустил конец сквозь пряжку и получившуюся петлю стянул на кистях охранника. В рот, чтобы он не кричал, засунул сорванную с подушки наволочку.
Сбросил больничную пижаму. Надел снятые с пленника штаны, рубаху, пиджак. Натянул на ноги носки, надел ботинки.
