Шестнадцатые сутки полета
— С вами будет говорить ведущий конструктор РКК «Энергия», — сообщил руководитель полета. — Как поняли меня?
— Понял вас, — подтвердил прием Виктор Забелин.
— Переключаю…
Ведущий конструктор был не здесь, не в ЦУПе. Ведущий конструктор стоял в расстегнутом пиджаке, со свернутым набок галстуком, коленями на бетонном полу, перед разработанным им изделием. Его поза напоминала позу дикаря, поклоняющегося идолу.
— Здравствуйте, Виктор, — поприветствовал ведущий конструктор знакомого ему космонавта. — Что там у вас стряслось? Только прошу кратко…
Виктор Забелин описал сложившуюся ситуацию буквально в двух словах, потому что особо описывать было нечего. Он проверил скафандр и исправность работы шлюзкамеры и выпустил своего напарника в космос, после чего отказала крышка выходного люка.
Вот и все.
— Переключите меня на внутреннюю связь, — попросил главный конструктор.
— Даем связь, — подтвердил ЦУП.
Это значит, что ведущий конструктор РКК «Энергия», стоящий на коленях в ближнем Подмосковье, в Звездном городке, мог запросто болтать с космонавтом, зависшим в открытом космосе, на обшивке космической станции.
— Вы слышите меня?
— Да, хорошо слышу.
— Что вы пытались делать, чтобы открыть люк?
Да все пытался — все, что возможно! И дергал, и давил, и колотил, и материл проклятую железяку в тридцать три этажа с надстройками. И хоть бы что!..
— Попробуйте закрыть крышку, после чего вновь открыть ее.
А чего же ее закрывать, если она и так закрыта?
Но попробовать все же стоит. Ведущий конструктор свое изделие знает лучше. Лучше всех!
Алексей Благов повернул рычаг на положенные 440 градусов, выждал несколько секунд и крутнул его обратно.
Ну и что?
А ничего!
— Никакого результата, — доложил он на Землю…
В ЦУПе слышали разговор космонавта с ведущим конструктором — все слышали, потому что работала громкоговорящая связь. И все поняли, что ведущий — не бог и чуда не явит! Что он тоже ни черта не понимает. Точно так же, как и все остальные!
— Оставайтесь на связи, — попросил ведущий конструктор.
И полез в люк шлюзкамеры со здоровенным гаечным ключом…
ШЛЮЗОВОЙ МОДУЛЬ МЕЖДУНАРОДНОЙ КОСМИЧЕСКОЙ СТАНЦИИ
Пятнадцать часов пятнадцать минут по бортовому времени.
Шестнадцатые сутки полета
Американцы и неамериканцы трудились в поте лица.
Хотя все уже подозревали, что, как ни старайся, — они не успеют!
Легко, находясь там, на Земле, упрощать технологии, сокращая время замены уплотнителей. А вы попробуйте это сделать не там, а здесь — в космосе.
В шлюзовом отсеке было тесно, а самое главное, отсутствовала сила тяжести, и поэтому любое неосторожное, резкое движение приводило к тому, что астронавт отлетал к противоположной стене, задевая или сшибая кого-нибудь в полете.
А потом кто-нибудь, не рассчитав сил, впечатывался в него.
Так они и носились туда-сюда, как шары по бильярдному столу, ударяясь о стены и загоняя друг друга в лузы углов, что сильно усложняло выполнение и без того непростой задачи.
И хотя всем и давно уже было понятно, что они не успевают, они все равно продолжали работать.
Уже не из-за Алексея, уже — из-за себя!
Потому что сидеть сложа руки было бы гораздо тяжелее…
ШЛЮЗОВАЯ КАМЕРА МОДУЛЯ «ПИРС» МЕЖДУНАРОДНОЙ КОСМИЧЕСКОЙ СТАНЦИИ
Пятнадцать часов тридцать пять минут по бортовому времени.
Шестнадцатые сутки полета
— Тяни! — скомандовал Виктор Забелин.
Алексей Благов потянул, что было сил потянул, напрасно расходуя лишний кислород и сокращая тем минуты своей жизни.
— И… раз…
И… два!..
— Да тяни же, твою мать! — не стесняясь открытого эфира, командовал Виктор Забелин, налегая на крышку.
И ЦУП все это слышал.
ЦУП и не такое слышал!..
— Ну чего ты не тянешь?
— Да тяну я, тяну! — хрипел его напарник. — Только она не тянется!
— Давай еще разок!..
И еще несколько литров кислорода было растрачено впустую, растрачено на напряжение мышц, на выплеск адреналина.
Ни черта!.. Крышка стояла как влитая!
И в головах у всех — там, в космосе, и в ЦУПе, и в Центре подготовки космонавтов — завертелось, просясь на язык, одно расхожее русское словцо — про пушного, который не оставляет никаких шансов, зверька. Но вслух его пока не произносили.
Пока…
В шлеме скафандра тревожно замигала лампочка, сигнализируя о том, что основной запас кислорода на исходе. Раньше космонавт тут же бы переключился на аварийный баллон, но теперь не спешил, теперь он высасывал из баллона весь воздух, до последнего глотка.
Дышать становилось все тяжелее, спазм удушья перехватывал горло.
Это был еще не конец, это была всего лишь репетиция той, будущей и скорой агонии.
— Переключаюсь на аварийный запас, — просипел русский космонавт.
В скафандр хлынул свежий, спасительный кислород.
Теперь Алексей Благов уже экономил каждое движение, потому что экономил кислород. Теперь он висел недвижимо, стараясь дышать как можно реже и поверхностней. Он играл в прятки со смертью, выгадывая секунды жизни. Он уже почти не надеялся на спасение. Но… все равно надеялся!.. Потому что надежда умирает самой последней…
Алексей Благов висел в безвоздушном пространстве, зацепившись скрюченным пальцем за скобу. Оторваться от станции и улететь в космос он не боялся, теперь он боялся совсем другого.
Таймер часов, укрепленных против его глаз, отсчитывал время. Остатка его жизни.
Двадцать семь минут.
Двадцать шесть.
Двадцать пять…
И от этого неумолимого счета волосы на его голове шевелились и вставали дыбом.
Ну почему именно он? Почему не кто-нибудь другой?! Ведь в космос уже летают десятки землян, но из всех из них судьба выбрала почему-то именно его! Одного!
Теперь, умирая здесь, на орбите, он жалел о том, что его жизнь сложилась именно так. Раньше — гордился ею. Потому что выбрал эту профессию сам и всегда, сколько себя помнил, стремился к ней.
Пятнадцать.
Четырнадцать.
