Эмкаэска — она, конечно, крепче изношенного до дыр «Мира», который в последние годы своей жизни трещал по всем швам, как Тришкин кафтан, отчего его постоянно приходилось «штопать», но все равно — всего лишь «железо», которое требует постоянного ухода.
Сегодня предстояло осмотреть солнечные батареи по левому борту. По «левому», конечно, условно. И «по борту» — тоже. Никакого борта у станции не было, было множество хаотично расположенных модулей, которые пристегивались друг к другу, как детали «Лего», образуя причудливое нагромождение цилиндров и антенн…
Алексей Благов «вплыл» в отсек оборудования, где в «походном положении» хранятся скафандры и оборудование для их обслуживания.
— Ну что, все в порядке? — спросил он.
— В полном, — заверил его Виктор Забелин, который был сегодня «выпускающим». — Баллоны заправлены, батареи заряжены, дырок нет.
Главное — что дырок нет.
— Ну что, тогда задраиваемся?..
Крышка плотно заткнула люк, ведущий в МКС. И в шлюзовой камере стало помаленьку падать давление. С одной атмосферы до 0,7 атмосферы, потому что в скафандре давление и того меньше.
Шлюзовая камера работала, что твой ниппель, только в обратном порядке. Оттуда дуй, а обратно… Обратно уже не выйдешь. Полная автономка, как в подводной лодке…
Примерка скафандра… Который и не скафандр даже, а маленький космический корабль, имеющий даже собственное название — «Орлан-М»… И который не надевают на себя, а в который входят через ранец-«дверцу». Не забыв ее за собой прикрыть!
— Ну что?
Потеребить кнопки на панели управления, расположенной на груди. Скосив глаза, взглянуть на сигнальные лампочки внутри шлема, которые отображают работу скафандра. Включить-выключить светильники, предназначенные для работы в тени станции. Проверить систему водяного охлаждения. Опустить противосолнечный фильтр на переднем иллюминаторе и на вспомогательном верхнем тоже. Покрутить головой, пошевелить пальцами в перчатках и руками-ногами тоже, прислушиваясь к тому, не скрипят ли гермоподшипники в сочленениях.
Вроде все в порядке.
Как в танке!
— Нормально…
— Тогда даю «коктейль»…
В скафандр, вытесняя воздух, стал поступать чистый кислород, которым космонавту предстояло дышать полчаса, чтобы вывести из крови азот, потому что если этого не сделать, то он «закипит» в сосудах, заткнув сердце и мозг воздушным тромбом. По научному этот процесс называется десатурация, а по-свойски — «кислородный коктейль»…
Ну что, пошли?..
Из отсека с оборудованием космонавт нырнул в «накопитель» — отсек, откуда выходят в космос. Задраил за собой квадратный, метр на метр, со скругленными углами люк, окончательно обрубая себе пути к отступлению.
Это последнее перед космосом помещение фактически было шлюзом. Один, оставшийся сзади люк отделял его от станции, другой открывался в безвоздушное пространство.
Космонавт висел под потолком, ожидая, пока давление (вернее, его отсутствие) внутри и снаружи уравновесится.
В небольшое квадратное оконце за ним наблюдал «выпускающий».
— Ну что, готов?
— Всегда готов! — довольно бодренько ответил Алексей Благов и даже вскинул к шлему, в пионерском салюте, правую руку.
Хотя чувствовал себя не так бодро, как изображал, что фиксировала бесстрастная телеметрия, отмечая повышение частоты пульса и артериального давления. Все-таки не на пикничок в Парк Горького он собирался, а в космос!..
Автоматика привела в действие запорный механизм внешнего люка. Железный «пятак» отклеился, оторвался от корпуса и развернулся на девяносто градусов, открыв дыру в космос.
— Ну я пошел!..
Проверив пристегнутый к скафандру страховочный фал и ухватившись руками за поручень и подтянувшись, русский легко выплыл наружу. Потому что никакого сопротивления не испытывал — нет в космосе сопротивления, потому что нет воздуха! И если чуть оттолкнуться от станции, то сразу же полетишь от нее и сможешь так лететь тысячи километров, не имея никакой возможности «притормозить». Будешь лететь, может быть, миллионы лет, как одинокий и мертвый астероид, пока тебя не притянет какая-нибудь чужая планета, о которую ты и расшибешься в плоскую лепешку.
Отчего, конечно, тревожно! И не только Алексею Благову. Это чувство «последней опоры» хорошо известно всем выходившим в открытый космос астронавтам, и у всех оно проявляется одинаково — в судорожном, так что всемером не оторвать, хватании за поручень. Как если бы ты болтался без опоры на верхней перекладине пожарной лестницы, а тебя кто-то за ноги вниз тянет! Так что тут уцепишься, да еще как!..
И лишь потом, через секунду-другую, вспоминается про страховочный, который не отпустит тебя в космос, фал, про реактивные двигатели, которые есть на МКС и в скафандре тоже, и про своих, которые не бросят в беде товарищей.
Но это потом…
— Ну что, я пошел?
Да иди уже, иди!..
И Алексей Благов с большим сожалением оторвался от поручня, отправившись в путешествие по МКС. Снаружи. К «носу» — если считать носом Европейский исследовательский модуль, а «кормой» — шлюзовую камеру.
Хватаясь за поручни, он плыл вдоль станции. Это был его первый выход в открытый космос, хотя эмкаэску он знал снаружи как свои пять пальцев, излазив ее вдоль и поперек на тренировках в бассейне. Причем в точно таком же скафандре. Но там, хоть и было создано некое подобие невесомости, был все-таки бассейн и была Земля.
А здесь — КОСМОС!.. Из которого, если что, на поверхность не вынырнешь!
Первые три поручня он еще был напряжен, хватаясь за них очень цепко. Что было довольно глупо, потому что здесь не было ураганных ветров, качки и перехлестывающих через борт волн, отрывающих бедных матросиков от судна. Здесь вообще ничего не было, кроме безвоздушного пространства.
Потом довольно быстро освоился и бояться перестал, получая от своего путешествия даже некоторое удовольствие.
Внизу, под ногами, плыла цветная, с пятнами океанов и лесов Земля, которую можно было охватить взглядом всю и разом. Справа светило Солнце и, конечно, припекало, чего не чувствовалось, так как работала система охлаждения. И, хотя ярко светило солнце, то есть был день, видны были звезды. Гораздо лучше и больше, чем если смотреть с Земли. А если ты попадал в тень, то тут же оказывался в темной ночи, отчего приходилось, освещая себе путь, включать светильники.
Такие чудеса.
Алексей миновал служебный модуль.
Добрался до НЭП — научно-энергетической платформы, обеспечивающей энергией российский сегмент станции. Раскинутые в стороны солнечные батареи напоминали раскрытые пальцы рук. Но сегодня его интересовали не эти батареи, а американские.
Проплыл над МЖО — российским модулем жизнеобеспечения и тремя исследовательскими модулями ИМ-1, 2 и 3. Как будто им нельзя было присвоить какую-нибудь другую, более благозвучную аббревиатуру…
