— Дело обстоит следующим образом, — сказал командир. — Группе во главе с моим заместителем, капитаном Сибирцевым, предстоит обеспечивать отход основной колонны. То есть, если называть все своими именами, отвлекать силы противника на себя. Возможно, принимать бой… В случае такого боя, в случае неопределенного исхода такого боя и угрозы пленения… В общем, я отдал приказ о самоликвидации группы. Это понятно?
— Так точно.
— В группу войдут только добровольцы. Которые сделают шаг вперед. Но только прежде, чем делать этот шаг, подумайте, не станете ли вы в той группе обузой. Хватит ли у вас мужества умереть? По приказу? И хватит ли физических сил справиться с поставленной задачей. За остаток сегодняшних и неполные завтрашние сутки надо будет преодолеть более сотни километров. В полной боевой выкладке. Тот, кто способен умереть, но не способен выдержать таких нагрузок, лишь повредит делу. Оцените здраво свои силы. И свое мужество… Добровольцам… два шага вперед!
Реальная жизнь и реальная война сильно расходятся с популярными кинематографическими сюжетами. Реальные люди мало похожи на киношных героев.
Из строя вышли только три бойца. Только три…
— Капитан Кудряшов. Вернитесь в строй.
— Почему?
— Потому что приказы не обсуждаются! Остальным — кругом! И шагом марш!
Бойцы вернулись к носилкам, к сидящим на корточках вплотную друг к другу и связанным одной веревкой пленным американцам.
— Что будешь брать с собой из оружия? — спросил командир разведчиков своего зама.
— Все то же самое: автоматы, «ПМ», запасные обоймы. Хорошо бы пару противопехоток. И гранаты. Гранат желательно побольше.
— Наших осталось мало. Бери трофейные.
— Ладно, давай трофейные. И чего-нибудь пожевать.
— Со жратвой, сам знаешь, напряженка…
— Ладно, не жмись. Нам раза в три больше вашего мотать. И все больше бегом. А ты лишний кусок жмешь…
— Черт с тобой. Убедил. Бери все, что посчитаешь нужным. И еще у американцев по сусекам поскреби. У них тоже сухпай должен быть. Не будут же они на голодный желудок воевать.
— Поскребу. Не учи ученого…
— Ну тогда все. Мы тебя ждать не будем. У нас время.
— Не ждите.
— Счастливо, капитан!
— Ни пуха, майор!…
* * *
Колонна втягивалась в джунгли. Медленно и очень осторожно. Ступая шаг в шаг. Стараясь не задеть ни одной ветки, не потревожить ни одного листика, не сдвинуть ни одного камешка, не примять ни одной лишней травинки. Раненых и убитых пока несли на плечах, чтобы не увеличивать ширину тропы, не оставлять дополнительных меток, по которым организовавший преследование противник легко мог вычислить направление движения группы. Только через несколько километров раненых и убитых можно было уложить на носилки.
Американцы шли с перевязанными за спиной руками, с чужими плотно набитыми вещмешками и прочим полезным грузом, навьюченным на их спины. Шли как все — шаг в шаг, нанизанные, словно пойманная рыба на кукан, на одну длинную парашютную стропу, лишавшую их надежд на мгновенный коллективный или одиночный побег. За каждой парой американцев следовал российский разведчик, зорко наблюдая за тем, как они идут, как ступают, как уклоняются от встретившихся на пути веток.
Последним шел командир, придирчиво осматривая пройденный его отрядом путь. Он выпрямлял согнутые ветки, поднимал смятые травинки, укладывал на место сдвинутые подошвами обуви камешки.
— Пивоваров!
— Я!
— Снимай ботинки.
— Зачем?!
— Затем, что у тебя каблуки, как у черта копыта! И еще на правой подковке гвоздь вылез. И работает, что твой дырокол! Я замучился оставленные тобой отверстия зашпаклевывать.
— Так мне что, босиком идти?
— Нет, босиком тоже нельзя. Лучше в толстых носках.
— У меня нет толстых.
— Есть у кого-нибудь шерстяные носки?
— Есть!
— Тогда дайте ему… И вперед…
Командир прятал следы. Прятал профессионально, так, как умеют это делать вышедшие на охоту звери и как это умеют делать уходящие от преследования разведчики.
За спинами отряда оставался нетронутый лес.
— Голове колонны поворот девяносто градусов!
— Есть поворот…
— Пятьсот метров вперед.
— Есть пятьсот метров…
— Поворот девяносто градусов.
— Есть поворот…
— Четыреста пятьдесят метров вперед.
— Есть четыреста пятьдесят…
Группа встала на обратный курс. Прошла четыреста пятьдесят метров, снова изменила курс на девяносто градусов и через двести метров снова на девяносто, завершив полный трехсотшестидесятиградусный поворот. Места поворотов командир зачищал с особенной тщательностью.
Эта большая петля должна была сбить возможных преследователей со следа, если бы вдруг они его умудрились взять.
— Прямо!
— Есть прямо!
— А как далеко прямо? Командир?
— Очень далеко. Пока в море не упрешься…
* * *
Совсем по-другому уходила группа прикрытия.
— Ты как ступаешь? — грозно спрашивал капитан Сибирцев.
— Нормально ступаю. Подошвой над самой землей.
— Зачем над самой землей?
— Чтобы не повредить травостой. Чтобы не оставлять следов…
— А надо как?
— Наоборот. Чтобы оставлять.
— Вот именно! Мы же группа прикрытия, которой назначено отвлечь на себя внимание противника. А как он на нас отвлечется, если пропустит наши следы?
— Трудно так, чтобы оставлять. Привычки другие.
— У военнослужащих привычки должны вырабатываться в прямой зависимости от последнего полученного приказа. Ясно?
— Так точно!
— Тогда повторите проход от исходной точки. Только смотрите не переусердствуйте! И быстрее, быстрее, мы уже опаздываем.
— Есть!
На этот раз боец шел так, как надо, как предписывалось последним приказом: сминая траву, обрывая листья и надламывая встретившиеся на пути ветки. Не все. Только те, что препятствовали движению.
Следом за ним шагал другой боец, усердно вминая подошвы обуви в грунт. Но тоже не на каждом шагу. Лишь в местах, где на почве могли отпечататься следы. Не его следы. Рифленые, с хорошо узнаваемым узором, следы американских ботинок. Тех, в которые были обуты коммандос.
