— Давай еще! — орал Нарик.
И Авто насыпал героин в стальную ложку, наливал туда немного воды и на зажигалке раскалял раствор до кипения. Тогда он затягивал резиновым шнуром руку Нарику, и Нарик сам брал шприц — не доверял никому — и безошибочно вводил его в «колодец» — толстое, опухшее по краям красное отверстие, постоянно открытый доступ в вену. Нарик, весь удолбанный, засморканный, плачущий, воющий и бушующий, сейчас был мало похож на прежнего красавчика бандита, наводившего ужас на всех.
Он смотрел, как игла входит в вену, подтягивал шток шприца, пока в стеклянном цилиндре не появлялось несколько капель крови — верный знак, что игла в вене и «колодец» он прошел нормально. Он смотрел на кровь и удивленно говорил:
— Моя кровь! Моя кровь! — Он повторял беспрерывно: — Моя кровь! Из меня выпустили всю кровь! Мой брат Ахат, мой друг Мамочка! Все погибли! Я отомщу! Я их зубами буду рвать! Я буду жрать сырым их сердце…
Вонг спокойно, терпеливо, неподвижно, будто во сне, ждал. И бойцы его не шевелились. Шли часы. Он дожидался ночи, когда все в доме загрузятся до ноздрей и отпадут.
Окно в большой комнате было забрано почти доверху решеткой, оставался только узкий лючок для открытой форточки. Гардины были задернуты, и Вонг мог видеть только вялые движения теней. Но зато он прекрасно слышал все, что там происходило, — ствол направленного микрофона «снимал» все шумы из дома.
Презрительно кривя губу, Вонг на слух фиксировал динамику состояния Нарика — приход, тяга, полет, отпад. Кто-то из собутыльников Нарика взял на гитаре аккорд, негромко запел:
Вор вора на юру познаша
И домой братка позваша.
Налил ханки, дал закуски,
Жаркой шмарой угостил.
Утром обнял,
Дал подводку,
В нужный адрес проводил.
Объяснил про все запоры
И запасные ходы,
Пожелал ему удачи
И в ментовку заложил.
Он пел горестно, со слезой. Кто-то уже храпел, подвизгивали шлюхи, Нарик зло и страстно мычал. Потом шумы стали стихать. Пригас свет в доме, только одно окно в гостиной еще светилось.
Вонг сказал сидевшему рядом с ним крошечному юркому вьетнамцу, похожему на недокормленного мальчишку:
— Давай!
Вьет выскочил из машины, дверца не хлопнула, а еле слышно чавкнула.
Темнота на миг проглотила его, но через минуту он уже беззвучно подтягивался на оконной решетке, ухватился за раму и через форточку стал ввинчиваться в окно.
Он проникал в отверстие как змея — гибкими, плавными круговыми рывками. Потом он исчез в доме, и тогда Вонг сказал:
— Начинайте…
Сидевшая на заднем сиденье тройка подхватчиков десантировалась из джипа в темноту. Их силуэты на фоне стены были еле различимы. Через минуту изнутри щелкнул замок, и дверь чуть-чуть растворилась, тени скользнули в дом. Маленький вьетнамец мигнул фонариком, и тогда вылез из машины Вонг, пошел замыкающим.
В тускло освещенной гостиной валялся на тахте в наркотическом отпаде Нарик. На ковре лежала голая девка, остатки еды и выпивки громоздились на столе. Авто, сидя, дремал в кресле в изголовье Нарика, верно тело охранял. Но привстать не успел — в ухо воткнули ствол автомата «узи», и карлик вьетнамец прижал палец к губам:
— Тихо…
Вонг подошел к бесчувственному Нарику, ухватив за длинные волосы, приподнял голову. Нарик открыл мутные, затянутые пеленой безумия глаза, равнодушно глядя в лицо своему раскосому ангелу смерти.
Вонг медленно вытянул из черных кожаных ножен узкий, чуть загнутый на конце «кинжал милосердия» и воткнул Нарику в шею, под сонную артерию. Булькнул, вырвавшись наружу, алый ручеек, Нарик закрыл глаза, будто уснул, наверное, «тяга» еще продолжалась, из сумерек «торчания» он уплыл в темноту навсегда.
Вонг сказал маленькому вьету:
— Телохранителя тихо кончайте, и быстро уводи людей… Я иду следом… Мне надо на минуту задержаться…
63. Нью-Йорк. Стивен Полк. Предательство
Впервые за нынешнюю осень пришел дождь. С Атлантики поперли тяжелые серые, как тюремные матрасы, облака, и задул мокрый едкий ветерок, пронизывающий до костей. И сразу же нарядные, всегда празднично яркие улочки Гринич-Вилиджа поблекли, прохожие поредели и потускнели, и — единственная радость — появились у тротуаров места для парковки.
Полк оставил машину на улице Мак-Дугалл и направился пешком знакомым маршрутом — в галерею Бастаняна.
С утра ему позвонил из Москвы русский полицейский Ордынцев.
— Вам хорошо, американцам, — плохие новости вы узнаете на восемь часов позже нас, — сказал он. — У нас здесь день уже кончается…
— Плохие новости с утра заменяют гимнастику — хорошо взбадривают, а двигаться не надо, — ответил Полк. — А что за новости?
— Я располагаю информацией, что Бастанян убит.
— Вы нашли тело?
— Нет, я думаю, что тело мы и не найдем. Убийцы, мне кажется, сожгли его… — сказал спокойно Ордынцев, будто сообщил о вязанке дров для камина, которые с осени продаются на каждом углу в Нью-Йорке.
— Вы представляете себе, зачем они его убили? Каковы мотивы?
— Я думаю, что сначала была чистая корысть. Они хотели наладить через Бастаняна торговлю ворованным антиквариатом. Но тут возникли личные разборки — по-русски так называют конфликты…
— Да, я знаю это слово, — заметил Полк.
— Они убили Бастаняна, чтобы отомстить одному из своих врагов-конкурентов. Он был постоянно связан с артдилером. Я пришлю вам подробную справку-схему, которая, по нашим представлениям, объясняет характер их взаимосвязей…
— Буду вам очень признателен… Кстати, мое начальство, похоже, не возражает, чтобы я поехал к вам, в Москву…
— А это будет прекрасно! — обрадовался Ордынцев. — Устроим вместе мозговой штурм!
— Не сомневаюсь, — засмеялся Полк. — Спинномозговую атаку. Я надеюсь в течение недели прояснить ситуацию с моими фигурантами. И подробно извещу вас. Держим связь!..
Полк поехал сначала в полицейское управление на Полис плаза, — решил собрать досье для Ордынцева. Почти все детективы были в разгоне. Майк Конолли одиноко писал за своим столом какой-то рапорт. Обрадованно замахал Полку рукой, предложил огромное красное яблоко «рома». Полк присел к нему.
— Сегодня звонили из Москвы… Сказали, что Бастанян убит…
Конолли откинулся на спинку стула, покачал головой, безукоризненно аккуратный пробор качнулся, как стрелка метронома.
— А знаешь, меня это не удивляет, — эпически заметил Конолли. — Раз они не просили выкупа, их интерес был в чем-то другом. Я думаю, они его давно убили…
— Мне кажется, что их отсюда кто-то корректирует, — сказал Полк.
