Хэнк посмотрел на свои часы — было без пяти двенадцать. Монька заинтересовался часами:
— Редкий экземпляр… Я таких и не видел…
Хэнк не смог удержаться, похвастался:
— Они стоят сто шестьдесят тысяч долларов. Это кастом-мэйд Патек Филип…
Монька недоуменно покрутил головой:
— Не понимаю смысла в такой цене…
— Они гарантируют точность хода на сто лет вперед… — засмеялся Хэнк.
— А вы надеетесь проверить эту гарантию? — Монька усмехнулся. — Как вы собираетесь узнать, пришли они через век точно или все-таки сбились на минуту?
— У них другой смысл, — сказал Хэнк. — Это мой постоянный неразменный аккредитив. В моей жизни никогда нельзя знать заранее, в какие я попаду обстоятельства. Но в любом месте земли и в любых ситуациях я могу ими дать взятку, или откупиться, или продать хоть за десять тысяч долларов. Это мне может стоить свободы и жизни…
— Уважаю, — кивнул Монька. — Резонно. Надо будет подарить тебе еще пару таких часов.
Хэнк покачал головой:
— Нет смысла. В Китае вообще не дарят часов. Это звучит как «похороны»…
— То есть как?
— Часы дарят врагу — это угроза и намек…
Их прервал Швец:
— Ну, пошли, пошли быстрее. Выпивка перегреется и прокиснет…
Не пьющий ничего Швец получал садо-мазохистское наслаждение, всегда провоцируя остальных на максимальную пьянку.
— Вот, Хэнк, у нас был такой князь — Владимир Мономах, — объяснял он. — Он как бы отец-основатель Руси, и оставил он нам завет: «Руси есть веселие пити, не можем без этого быти».
Джангиров перевел это Хэнку как мог по-английски.
— Верно, — кивнул Хэнк. — Я сам читал в справочнике для военных моряков: «Доза в 600 граммов крепкого алкоголя может быть для человека смертельна». А в скобках добавлено: «Кроме русских»…
Джангир успокоил:
— У нас и алкогольный, и закусочный стол — интернациональный. Предлагаю начать с грузинского коктейля «ШаЛиКо».
— Охотно! А что это такое? — спросил Хэнк.
— Это шампанское, ликер и коньяк. «Мумм-брют», «Шартрез» и «Хеннесси» в равных пропорциях. Вкус и действие — замечательные…
На огромном белом блюде с одной стороны — белужья черная икра, а на другой половине — камчатская красная. Джангир, как шпрехшталмейстер, представил:
— Идеальная закуска для коктейля «ШаЛиКо» — называется «Стендаль», любимое блюдо иностранцев в России.
Хэнк заметил:
— Мое любимое блюдо — это шашлык из козла отпущения…
Швец пообещал:
— Мы вам найдем дежурного Азазела, молодого и сочного. Приготовим его на барбекю — пальчики оближешь…
Выпили по первому бокалу, и прислуга поставила на столы декорированные зеленью большие куски вяленой грудинки. Джангир предложил Хэнку:
— Попробуйте, господин Андерсон, у вас вряд ли можно отведать этого блюда. Называется «казы» — самый изысканный деликатес у казахов. Мне вчера прислал из Алма-Аты министр экономики…
— А из кого грудинка? — полюбопытствовал Хэнк. — Кости великоваты.
— Это жеребятина, молодая лошадь.
По лицу Хэнка промелькнула гримаса, но Джангир успокоил его:
— Не пугайтесь — это особая еда, только для избранных. Казы едят только казановы…
— Что за казановы? — удивился Хэнк.
— Казановы — это «казахи новые», социальный аналог новых русских. Так вот, богатые люди держат в деревнях лошадку — специально для казы, сезонного блюда, которое едят осенью или зимой. Двухлеточка, обязательно девица, непокрытая, она никогда не ходила в упряжке, не была под седлом, ее с рождения готовят к закланию. У этой лошадки счастливая сытая юность — на горных пастбищах она ест отборную траву, пьет родниковую воду и нагуливает мясу неповторимый вкус. А осенью ее ставят в темник, кормят до отвала овсом и в первый день выпавшего снега закалывают. Мясо вялят, коптят, и мы с вами сейчас отведаем его божественный вкус…
Швец налил Моньке коньяка и сказал:
— Ну что, друг? Как говорят наши братья украинцы — лэ-хаим! Что значит на их языке — будьмо!
К Джангиру подошел охранник и что-то прошептал на ухо. Джангир встал, попросил собутыльников:
— Продолжайте праздник, я должен на секунду отлучиться.
В гостиной его ждал улыбающийся Вонг.
— Дорогой генерал, ваше поручение выполнено. Больше Нарик вас никогда не побеспокоит… — Он застенчиво улыбнулся. Потом открыл портфель и достал из него целлофановый прозрачный пакет, в котором лежала какая-то окровавленная тряпка.
— Что это? — встревожился Джангир.
Вонг молча, с той же несмываемой приятной улыбкой развернул пакет, вынул окровавленную тряпку, встряхнул — Джангир решил, что это часть тонкой кожаной куртки. Присмотрелся — на ней были нарисованы церковные купола, крест в лентах и вензелях и надпись: «Смерть легавым».
— Боже мой, — прошептал испуганно Джангир. — Это спина… Это кожа Нарика…
— Да, — ласково подтвердил Вонг. — Это шкура оборотня… Пусть он вернется в землю таким, как его родила мать…
Джангир испугался, что его вырвет — кожа была как на ребрышках казы. Только с татуировками.
— Убери, убери это… — быстро сказал Джангир. — Куда-нибудь… выбрось…
— Нет, — покачал головой Вонг. — Я вернусь с этой шкурой к людям Нарика — они будут присягать тебе на ней, как на иконе…
— Все, все! Пошли… — заторопился Джангир.
Он вывел вьета в сад, обнял его за плечи и представил гостям:
— Прошу любить и жаловать, это мой старый боевой друг Вонг, партнер и товарищ… Человек, которого я чрезвычайно ценю и очень уважаю. Я многим ему обязан…
Вьет, польщенный такой высокой аттестацией, церемонно поклонился всем и пожал каждому в отдельности руку. К Джангиру подошел Швец, потихоньку спросил:
— Я надеюсь, что он тебе привез свежеиспеченный, еще не остывший трупик? Как именинный пирожок на обед…
Джангир кивнул:
— Он с ним закончил… Жалко, что так получилось, но мальчишка не оставил мне другого выхода.
— Да перестань! — захохотал Швец. — Этот остолоп прожил жизнь короткую, но пламенную, как одноразовая зажигалка. Пропади он пропадом! От него всегда одни неприятности были. Я считаю, что наш вьет заслуживает больших поощрений и наград…
— Надеюсь, что все будет нормально…
Швец увидел, что к ним направляется Хэнк, и сразу же продолжил питейно-алкогольную агитацию:
— У нас есть народная присказка: «Выпивка была и сладка, и тяжела, суслена и лакома, и пьяна, и весела до гроша последнего».
