Монька отогнал эти мысли, надеясь, что как-то все это получится и пролезет. А грех замолит. Потом задремал…
На выходе из таможни его дожидался веселый Васенко:
— Хочу порадовать вас, шеф. Я все-таки открутил голову наглым полякам!
— Да? — недоверчиво спросил Монька. — И сколько нам это будет стоить?
— Сущие пустяки. Я разыскал их старшого — знаешь, этакий настоящий польский пан, который всегда пропал…
— Что у них за шайка? — поинтересовался Монька.
— Отморозки, наглая шпана. Про таких в Варшаве говорят: «Компань не велька, але бардзо добра — гицель-шкуродер, говняж, ксендз и три курвы, мои сестры». Я предложил старшому взять небольшие отступные и сваливать. А иначе мы их всех перебьем. Голос разума возобладал над уголовно-шляхетской гордыней…
— Ну, вот видишь, обошлось и без кровопролития, — вздохнул Монька.
— Вы, Эммануил Семеныч, известный миротворец и милосерд, мать вы наша Тереза… — засмеялся Васенко, гоня «мерседес» по Рингу.
Монька рассматривал огни Вены, заретушированные осенним дождиком, осыпающиеся платаны на бульварах. Через неплотно закрытое стекло доносился запах кофе и жареных каштанов. Он чувствовал облегчение, будто вернулся домой.
Миссис Таня Метакса, возглавляющая группу лоббирования Национальной стрелковой ассоциации Америки, утверждает, что ее организация способна в любую минуту получить у оружейников десятки-миллионов долларов для любой кампании в масс-медиа против попыток ограничить права американцев на владение огнестрельным оружием.
По данным полиции, сегодня на вооружении преступных группировок в США находится не менее 100 000 последних модификаций автоматов Калашникова (по большей части «АК-47»), способных выпускать серию из ста выстрелов! (Напомним, что ввоз оружия, из которого можно вести серийную стрельбу, в Америке запрещен с 1994 года!) А посему блюстители порядка все еще сражаются с бандитами с помощью устаревших пистолетов 9-го калибра…
«Дейли ньюс», Нью-Йорк
69. Нью-Йорк. Хэнк. Городские партизаны
О'Риордан разочаровал Хэнка.
Когда ты не виделся с кем-то двадцать лет, а только слышал его голос по телефону, а голос меняется очень мало, то возникает глупая уверенность, что на свидание к тебе явится тот же человек, с которым расстались невероятно давно.
И с удивлением видишь, что явился кто-то совсем другой, совсем незнакомый, из которого доносится быстрый напористый говорок, и видишь плутоватый быстрый проблеск глаз — вот и все, что осталось от прежнего О'Риордана. Он округлился, залысел, залоснился, будто накачали его розовым спермацетовым жиром. И влез в чужой, плохо сидящий, но очень дорогой костюм и рубашку с отложным воротничком.
Это те рубашонки, за которые в «Саксе» на Пятой авеню платят по триста долларов. В нем появилась величавая плавность движений. А когда О'Риордан мельком взглянул на золотой хронометр, похожий на украшенную тремя циферблатами гирю, Хэнк захохотал — до того стал похож его старый приятель на профсоюзного воротилу. Хэнк не удержался, потер между пальцами мягкую шерсть его пиджака, поцокал языком, спросил, якобы шутя:
— На наши денежки?
О'Риордан уверенно засмеялся:
— Отчасти и на ваши тоже! К счастью, и на тебе костюм не как на докере. — Потом серьезно добавил, по привычке учительски помахивая пальцем: — И слава Богу! Наши костюмы — то же самое, что для рейнджера его камуфляжный комбинезон. В этом проклятом Хаим-тауне, этом Жидо-Сити, вонючей столице Юнайтед Штеттл оф Америка, мы — в тылу врага! И готовы залить его своей кровью в любое время! А во всем остальном у нас должен быть вид, как у преуспевающих бизнесменов средней руки…
— Только можно не средней? — попросил Хэнк. — Давай поднимем планку!
Оказалось, что О'Риордан заказал обед по телефону заранее. Они ели устрицы и лангустины. О'Риордан объяснял:
— Мы, американцы, не умеем есть устрицы — подрезая раковину, мы убиваем их. А лягушатники-французы делают это деликатно, устрица тихо пищит, она разговаривает с тобой.
Хэнк слушал эти пошлые буржуазные банальности, хмыкал неопределенно и думал о том, как было бы хорошо никогда не встречать старых знакомых.
На горячее подали седло барашка с обжаренной брюссельской капустой. Запивали легким «Монтрашо».
Это был дорогой, хороший ресторан — большинство посетителей были чем-то неуловимо похожи на О'Риордана. Неприятно много было негров — раньше они сюда не ходили. Черные бабы были элегантно одеты, в драгоценностях. И все они красовались величайшим и самым удивительным достижением современной химической науки — очень длинными прямыми волосами, сменившими унижавшую их кучерявость.
Хэнк не спеша, подробно объяснял план предстоящей операции. О'Риордан, замечательный болтун и разговорщик, был и прекрасным слушателем — он перебивал только чтобы задать важный наводящий вопрос. Его плутоватые быстрые глазки горели восхищением.
— Ты организовал бессмертное дело, дорогой соратник! — с восторгом сказал О'Риордан и положил руку ему на плечо. — Если тебя не пугает слава Герострата, ты войдешь в историю!
Хэнк помотал головой:
— Пугает! Этот кретин поджог устроил, но храм не сжег! Мне не нужна слава. Мне нужно, чтобы мир увидел сгоревший храм…
— Ты это сделаешь! — проникновенно сказал О'Риордан, и Хэнк снова удивился — как долго, оказывается, он находился под властью обаяния этого провинциального болтуна. «Или я сильно изменился, или он тут, в сытой глуши, протух…» — подумал Хэнк и резко спросил:
— Сейчас меня интересует — есть у тебя по стране сотня опорных точек?
— Безусловно! — кивнул О'Риордан. — Мы разбросаем твои осветительные лампы по всей Америке. Это будет свет свободы!
— Кто будет заниматься распространением? — поинтересовался Хэнк, которого ужасно раздражала патетика О'Риордана.
— Наши активисты — каждый по своему кусту — сбросят это оптом торговцам-нефам.
— Активисты между собой связаны? — спросил Хэнк.
— Ни в коем случае! Они все полностью разъединены. По существу, я один буду знать всю сеть из сотни точек, куда пойдет товар. Но есть одно важное обстоятельство — принять этот товар должен наш новый товарищ. Он парень что надо! Хоть и черный…
Хэнк удивился:
— Ниггер? У тебя товарищ ниггер? — переспросил он обескураженно. Похоже, они тут все разложились.
— Да! Ничего страшного! — не смущаясь, уверенно ответил О'Риордан. — Он негр. Но он наш, новый негр. Полезный негр. Его родители на острове Антигуа сделали огромное состояние на контрабанде наркотиков. Но Айзек был в юности троцкистом — он порвал со стариками и ушел в революцию. Айзек лучше всех нас владеет вопросом распространения такого товара…
