Лихорадочно обдумывал я сообщение Сашки. Зачем могли встречаться уголовный бизнесмен из Вены, серьезный террорист и Петр Джангиров?
— Думай, думай, голова, — засмеялся Сашка. — Если не хочешь, чтобы тебе эту голову снял Джангиров.
— Незаконные поставки оружия, — предположил я. — Или наркотики…
— Наркотики? Отсюда — туда? Или оттуда — сюда? — уточнил Сашка.
— Скорее всего отсюда — туда…
— Почему?
— Нет смысла возить наркоту с Запада в Россию. Нерентабельно! Дешевле и проще через Таджикистан брать всю афганскую дурь, это во-первых, — прикидывал я. — А во-вторых, похоже, что главный среди них — Джангиров. Иначе двое зарубежных гастролеров могли бы оговорить все вопросы в Вене или где-то еще на Западе. А они, видишь, примчались к Джангирову…
— Нелогично, — покачал головой Сашка. — Проще и безопаснее Джангиру слетать к ним на встречу в Вену…
— Значит, решить какие-то вопросы можно было только в Москве! Тут наверняка не проблемы деловой субординации, а необходимость посмотреть на что-то в России и договориться именно здесь, — раздумывал я вслух.
— Резонно, — согласился Сашка. — И что будешь делать?
Я, как еврей в споре, ответил вопросом на вопрос:
— А что бы посоветовал мне ты?
— У тебя есть два пути. Первый — достаточно мирный. Все-таки ты прилично потрепал банду Джангирова и немного припугнул его самого. Сейчас тебе нужно приглядывать за ним, но никаких решительных действий не предпринимать. Один неправильный ход, и тебе сломают шею…
— Это я знаю…
— И второй путь, — невозмутимо излагал Сашка. — Подумать, каким образом начать на него атаку по всему фронту. Я тебе окажу всемерное содействие. Людьми, деньгами, связями.
— Спасибо, Сашок. — Я долго, слепо смотрел на беснующиеся трибуны, потом спросил: — А чего ты так стараешься мне помочь?
Сашка засмеялся:
— А по старой дружбе! И кроме того, я хочу, чтобы мы все выиграли…
— «Мы» — это кто да кто?
— «Мы» — это я и еще несколько финансово серьезных людей в стране. И ставим мы на Ельцина. Хотим, чтобы он остался президентом. А для этого нам надо подломать ножки Джангирову и другим игрокам того же сорта…
— Сань, поясни мне, — попросил я смиренно. — Ты же ведь бизнесмен и играешь только заранее выигранные партии. Какой тебе смысл ставить на Ельцина? У него рейтинг еле-еле два процента.
Сашка заперхал от подступившего веселья:
— Эх, Серега! Был и остаешься ребенком! Вопрос популярности лидера — это вопрос денег. Сколько вложим, столько и получим народной любви и признания. А поскольку в мире нет столько денег, чтобы заставить всех полюбить нашего рыкающего орла, надо постращать народонаселение жупелом его чрезвычайно противного соперника. А это совсем легко и правдоподобно…
— По-твоему, это вопрос решенный?
— Серьезные люди ни один вопрос не считают решенным, пока он не ушел в прошлое. Сейчас мы пытаемся достигнуть договоренности с ельцинским окружением. Это довольно трудно, потому что наша демократическая знать — большие живоглоты, противная чиновная челядь. И если договоримся, мы его снова сделаем президентом в следующем году.
— А если не договоритесь? И не переизберете?
— Надо отправляться по ленинским местам — в Париж, Швейцарию. Мыкать горькую эмигрантскую жизнь безродного миллионера. Вроде Моньки Веселого. И чтобы этого не произошло, надо сильно угомонить тех людей, на кого играет Джангиров, чтобы нам не мешали. Как видишь, мотивы у нас разные, а цель одна.
Отворилась дверь в ложу, заглянул какой-то сановного вида кабан и ласково сказал Серебровскому:
— Александр Игнатьевич, хорошо бы нам поболтать немножко о разных пустяках. Может, после игры?
Не давая Сашке ответить, я воспользовался поводом:
— Поговорите, мне все равно надо в буфет…
Вышел из ложи и направился по длинному коридору — на волю, подальше от хитроумных теннисных игр. И увидел, как с верхнего яруса спускается по лестнице мне навстречу сам Петр Михайлович Джангиров. Он остановился на несколько ступенек выше меня и с этой горделивой высоты приветственно помахал рукой:
— Сергей Петрович! Вот уж не думал, что вы любите теннис…
Смотри, какой цепкий гад — запомнил на всякий случай мое имя-отчество.
— Здравствуйте, Петр Михайлович, — любезно поклонился я. — Полагаю, что сейчас любить теннис — наш общий патриотический долг…
— Ага! Значит, мы с вами здесь по одинаковому поводу. Поэтически выражаясь, «ты теннис можешь не любить, но на тусовке быть обязан». Так как ваши дела? — поинтересовался он благодушно.
— Дела нормальные, средние, — скромно признался я. — Знаю, что и у вас дела ничего…
— Да, — согласился он. — Дела ничего. Могли быть лучше, но я доволен, что в наше неспокойное время они не хуже. Я хотел бы, воспользовавшись нашей вполне случайной встречей, вернуться к давнему разговору…
— Слушаю вас. — Я смотрел снизу вверх, лестница подарила ему сценическое преимущество.
— Подумайте, Сергей Петрович, по-моему, вам пора менять поле деятельности. Переходите ко мне. Я сохраняю для вас интересное предложение.
— Благодарю вас! Помните, д'Артаньян сказал кардиналу Ришелье: «Так случилось, что все ваши друзья — мои враги, а все ваши враги — мои друзья». Я не уверен, что ваши враги — мои друзья, но то, что ваши друзья — мои враги, это безусловно…
— Зря, зря! — Он сокрушенно вздохнул. — Вы неглупый и профессиональный человек, я делаю для вас исключение — никогда и никого я не приглашаю дважды… Я был уверен, что вам было бы у меня интересно.
— Боюсь, что мне бы не было интересно.
— А почему? — спросил с нажимом Джангиров. — Чем это вы таким интересным заняты, что вам у меня было бы неинтересно? Меня самого ловите?
— Не знаю, как вам это объяснить, — медленно сказал я. — Наверное, у меня мания величия. Я знаю, что я — делатель истории. С вашей колокольни я — пешка. Но на доске я белая пешка при одиноком короле. А вы наверняка ферзь. Вы перекрыли все диагонали, и вертикали, и горизонтали, вы бьете через всю доску. Все у вас есть на поле, но я знаю закон игры, и мат вы мне не сделаете.
Джангиров кивнул:
— Может быть. Но и ты не выиграешь…
— И не надо, — сказал я искренне. — Мне надо не дать вам победить. Нельзя позволить начать вам следующую партию белыми. И я этого не допущу…
— Ну что ж, тебе жить, — сказал Джангиров, повернулся и пошел вверх по лестнице.
Странно — он ведь направлялся куда-то вниз. Может быть, он меня испугался?
Эпилогический пролог. Ордынцев
Я выдавливал из уходящего года последние дни, как пасту из засохшего тюбика.
