Стрела была итаскийской. Ни одно из местных племен не использовало стрелы такой длины.
Он чуть было не завопил от радости, но сил на это у него уже не оставалось.
Он уже давным-давно отчаялся получить такую возможность, но тем не менее к ней готовился. Осуществление плана требовало неторопливой, тщательной работы. Он не хотел, чтобы кто-нибудь видел, чем он занят. В первую очередь это относилось к его товарищам по оковам, которые старались вымолить милость у тюремщиков.
Во-первых, следовало заняться цепями. Правая рука каждого из узников была прикована к левой лодыжке соседа. Вот уже в течение многих дней он перетирал одно звено цепи обломком песчаника. Когда, к его радости, эта часть работы была закончена, оставалось обеспечить себя средствами борьбы.
Когда у входа в шатер появились шаган и его отвратительные дымки, Насмешник сломал перетертое звено и извлек из-под мантии свое лучшее оружие.
Незаметно изготовить пращу было неизмеримо труднее, чем перепилить цепь. С цепями так или иначе забавлялись все пленные…
Он запасся тремя камнями, хотя был уверен в том, что успеет сделать лишь один бросок до того, как его схватят. Сколько лет прошло с тех пор, когда он пользовался пращей в последний раз…
Праща, скрученная из полосок ткани, вырванных из мантии, со свистом закрутилась над головой. Несколько апатичных взоров обратилось в его сторону.
Он выпустил камень и, воздев кулак к поливающим его дождем небесам, простонал:
– О-о-о…
Снаряд пролетел настолько далеко от цели, что шаган даже не заметил, что подвергся нападению.
Однако никто из пленников Насмешника не выдал. Смуглые охранники не примчались, чтобы бросить его физиономией в грязь. На лагерь шла яростная атака. В ней, видимо, участвовали закаленные бойцы.
Он оглянулся и, вглядевшись сквозь потоки дождя, почти сразу увидел Рескирда Драконоборца. Насмешник воспрянул духом. Здесь бьются лучшие воины этой части мира.
Второй камень угодил в цель. Конечно, не с той точностью, как в его юные годы. Но челюсть чародею-воину он все же повредил. Шаган поднял руку, как бы взывая о помощи, и, пошатываясь, направился в сторону пленников.
Насмешник бросил взгляд на изможденных нордменов. Некоторые из них начали проявлять интерес к его действиям.
На подгибающихся от болезни ногах он двинулся навстречу шагану и, взмахнув обрывком цепи, сбил того с ног.
Насмешнику по-прежнему никто не мешал. Но в его сторону из гущи схватки уже начали поглядывать смуглые лица. Он быстро закончил дело, употребив для этого кинжал шагана.
– Теперь возьмемся за Водичку, – произнес он, поднимаясь на ноги с окровавленным ножом в руке. Но в этот момент он услышал, как Драконоборец проревел своим людям сомкнуть ряды и выходить из боя.
У Насмешника не было способа дать им знать о себе.
– Ну, теперь я уж точно обречен, – пробормотал он. – Меня неторопливо поджарят на вертеле, и ни один скальд не воспоет моего героизма.
Его пальцы, поднаторевшие в очистке карманов еще до того, как Гарун подобрал его в начале войн Эль Мюрида, быстро пробежали по одеждам шагана, извлекая из-под них все, что можно извлечь. После этого он забежал за шатер в надежде исчезнуть, прежде чем кто-нибудь обратит внимание на случившееся.
Теперь нордмены наблюдали за ним с завистью и злобой. Из шатра послышался раздраженный голос Водички. Казалось, что король тяжело болен или мертвецки пьян.
Затем Насмешник услышал крики. Убийство было обнаружено.
Глава 11
1002 год от основания Империи Ильказара
СБЛИЖЕНИЕ
Смерть
Смерть не должна являться ясным днем. На практически безоблачном небе вставала заря теплого утра. К полудню улицы города высохли.
– Это не правильно, – произнес Гжердрам, глядя из окна рядом с постелью отца. – В рассказах она всегда появляется либо бурной грозовой ночью, либо ранним туманным утром.
Королева стояла у кровати, держа Тарлсона за руку. Со вчерашнего вечера он был в коме.
– Мой отец считает смерть воплощением абсолютной демократии, – сказала она. Под глазами королевы легли глубокие тени. – В то же время она одновременно является диктатором и великим уравнителем. Ничто и никто не способен повлиять на нее. Включая наши представления о справедливости или своевременности ее появления.
– Мама не придет. Она закрылась в их спальне… Говорит, что не покинет ее, пока он не вернется домой. Потому что он всегда возвращался. Но она знает, что на сей раз ему не выкарабкаться. Она пытается вернуть его с помощью воспоминаний.
– Гжердрам, если есть что-нибудь… Ты понимаешь, если я что-то могу…
– В этой комнате я был зачат. В то время, когда он был всего лишь одним из вессонов-пехотинцев. В ночь перед тем, как личная гвардия отправилась на битву с Эль Мюридом в проходе… Почему он не менял места жительства? Он занял еще несколько комнат, но всю жизнь оставался в одном и том же доме.
– Гжердрам! Юноша обернулся.
– Его глаза. Они двигаются.
Глаза Тарлсона были открыты. Он с трудом втягивал в себя воздух. Затем раздался хриплый шепот:
– Гжердрам, подойди…
– Отец, прошу – не напрягайся.
– Надо что-то сказать… Она уже здесь, но я не могу уйти… Успокойся… Мне надо торопиться… Она ждет… Чем занят Рагнарсон?..
– Разбирается с силуро. Он поспал пару часов, а затем повел своих людей и наших гвардейцев в их кварталы. С тех пор мы получаем от него только пленных и фургоны с оружием. Он обыскивает дом за домом. Силуро визжат. Но тех, кто оказывает сопротивление, арестовывают. Или убивают.
– Гжердрам, я не доверяю этому человеку… Сам не знаю почему… Скорее всего дело здесь в бен Юсифе… Есть какая-то связь… Они дрались друг с другом до тех пор, пока их наниматели не оказались уничтоженными, а сами они не разбогатели… Он слишком много знает о том, что происходит… И может быть, работает на Итаскию… Некоторые из его наемников – солдаты регулярной итаскийской армии…
Он закрыл глаза и пролежал так несколько минут, собираясь с силами.
– Это – игры империй, – наконец произнес он. – И Кавелин в них – всего лишь игральная доска… Гжердрам, я дал обещание королю и пытался сдержать слово… Передаю свою клятву тебе. Ты должен любым способом… Скажи маме… Я прошу прощения… Долг… На сей раз ей придется прийти ко мне… Туда, где дуют западные ветры… Она поймет… Я… Я…
Его веки медленно смежилась. На какой-то момент Гжердрам решил, что отец уснул. Но вот юноша услышал голос королевы:
– Он… Он уже?..
– Да.
Они немного всплакнули, чтобы хоть немного притупить боль. Затем королева сказала:
– Гжердрам, отыщи полковника Рагнарсона. Попроси его явиться в мои покои. Сообщи министрам, что в восемь я провожу совещание. Не говори никому о том, что произошло.
