Лилась выпивка, в воздухе столбом стоял дым. Время летело. Тихо сидя в углу, почти все время с Эми, а иногда без нее, он смотрел на них и постепенно впадал в странное состояние, будто отделился от окружающей обстановки. Виноват в этом был больше горьковато-сладкий дым, чем алкоголь. Он был настолько густ, что вызывал опьянение даже и без того, чтобы затягиваться странными маленькими сигаретками, которые ему предлагали.
Кто-то назвал их марихуаной. Он смутно помнил это название по раннему детству, когда старшие ребята в его банде что-то такое курили. Сам он никогда этого дурмана не пробовал. Здешние ребята кашляли, ловили ртом воздух, но стоически продолжали курить. Этот наркотик был Частью культа периода. Он и сам уплывал все дальше от реальности, свободно паря, пока не погрузился в туман неподавляемых иррациональных впечатлений.
Прикосновение женщины к его руке – плыви, серебряная красота – и вкус виски на языке. Танцующий свет, резкий в дальнем углу, изломы и тени рядом с ним. Пальцы его скользнули в теплую ямку на шее Эми. Она мурлыкнула, пересела с подлокотника кресла к нему на колени. Секс, подумал было он… нет. Он был не настолько пьян, чтобы забыть Элис. Проснулся страх. Тени росли, манили. В сердце их таились темные твари, злобные духи из глубин прошлого явились закрепить концы и протащить его мимо берегов будущего. Магия в действии была в этой комнате. Вдруг они с Эми оказались одинокими в толпе.
Одинокими среди золотых людей, каждый из которых был моложе их на десять лет, каждый с новой с иголочки невинностью – или уже чуть запятнанной, ему было все равно. Они говорили друг с другом, она чуть серьезнее, он совсем рассеянно. Он не был готов ее исследовать. Но по намекам, которые она бросала, могло быть так, что прошлое его и ее окажутся сторонами одной монеты. За ней тоже был неудачный роман, и какое-то физическое, сексуальное переживание, которое она не готова была пока открыть, терзало ее сейчас. Где-то на краю сознания мелькали его собственные полуночные призраки.
Дальше. Дальше. Около полуночи, в момент просветления, когда она подала ему архаистского стиля банку пива, он впервые заметил, что она левша. Левша, наизнанку, наоборот, и он принял банку, изогнув руку, потому что сам был правшой. Он поразился, что не заметил этого раньше – ему полагалось быть наблюдательным. Это его профессия. Осенние эти мысли тут же исчезли, интерес его возрос, когда он заметил напряженность всех ее движений.
Она много смеялась, обычно над тем, что не смешно. В ней смыкались клыки ее собственных призраков, которых она хотела изгнать принужденным весельем. Она не хотела показывать своего дьявола, но Мойше его размытые контуры показались знакомыми. Это был кузен его собственного.
Пока двенадцать человек молча слушали песни кого-то по имени Саймон и Гарфункель или Бадди Холли, он понял, как они отлично друг другу подходят. Она просидела у него на коленях час, и ему не было неудобно. Его левая рука касалась сзади ее шеи, правая лежала на закруглении ее левого бедра, и голова ее лежала у него на левом плече, под подбородком. У волос ее был слабый, незнакомый, приятный запах.
А не слишком ли они оба для этого стары?
Тени на дверях, тени на стене. Не задавай вопросов. Он слушал, как бьется ее сердце – по три удара на два его.
Он вздрогнул – чудовище его снов подбиралось ближе. Эми пошевелилась, прижимаясь теснее. Слегка хихикнула, когда он охнул от резкого движения ее костистого зада у себя на коленях.
Люди начали расходиться по своим каютам, чтобы предаться одиночеству, или страху, или быть вместе, пока реальность утра не выдернет их обратно в работу и в сегодня. Скоро осталось всего три пары. Мойше пробрала дрожь, когда он приподнял подбородок Эми. Она секунду противилась, потом сдалась. Поцелуй стал яростным. Тени чуть отступили.
– Пойдем, – сказала она, вскакивая и таща его за руку. Они нырнули в коридор, сели на скутер и полетели к его каюте. Она вошла вместе с ним и заперла за собой дверь. Но время еще не пришло. Ночь они проспали. Проспали обнявшись, прячась от темноты. Никто из них еще не был готов рисковать.
Когда он проснулся, ее уже не было. И как-то странно затихли все его желания и страхи.
«Что же будет у них дальше», – подумал он.
Глава двенадцатая:
3047 н.э.
Былые дни, родной мир
Перчевский переминался с ноги на ногу. Он слишком нервничал, чтобы сесть. Он не представлял себе, что возвращение домой вызовет столько эмоций.
Он оглядел зал. Лихтер будет заполнен под завязку. Туристы и бизнесмены – из первых почти все улантиды и токе. Они держались своими группами, запуганные ксенофобической репутацией Старой Земли, но полные решимости исследовать родной мир Человека. Токе подбадривали друг друга смелыми разговорами. Каждый их жест заявлял: «Мы – Звездные Воины Мел-Тан из Легиона Космической Пехоты Токе. Мы – Избранные из Звездных Лордов. Нас не запугать хулиганам из загнивающего мира». Но они боялись.
Токе не мог запугать ни один враг. Это показала война с ними. Только дипломатический гений, который нашел им место в Службе и принял Токе в Конфедерацию как равных, спас Касту Воинов от истребления.
«Жаль, что ничего такого мы не можем придумать для сангарийцев», – подумал Перчевский.
Но в войне с токе не было места ненависти. Это была почти циничная, безэмоциональная война за гегемонию в звездной области Палисарского Директората. Улантиды были не так воинственны, как токе. Их война с конфедерацией тоже была лишена эмоций. Обычная кровавая борьба за гегемонию.
Улантиды в основном были католиками, направляющимися в Рим, Иерусалим и Вифлеем.
ШАТТЛ «БРАВО ТАНГО РОМЕО ТРИ ОДИН» ПОДАН ПОД ПОСАДКУ ДЛЯ ПАССАЖИРОВ, НАПРАВЛЯЮЩИХСЯ К КОНСТАНЦКОМУ ОЗЕРУ. ПАССАЖИРОВ, ВЫЛЕТАЮЩИХ В КОРПОРАТИВНУЮ ЗОНУ, ПРОСЯТ ПРОЙТИ К АНГАРУ НОМЕР ДЕВЯТЬ.
– Не против бы я был с ней познакомиться, – сказал кто-то рядом с Перчевским.
– С кем это?
– С теткой, которая объявляет. Всегда готов принять ее у себя в койке.
– А, с этим голосом!
А голос был мягкий, густой и манящий. Такие голоса произносили объявления в любом терминале, где Перчевскому приходилось бывать.
Первыми пошли на посадку туристы и бизнесмены. На Луне-Командной всегда старались не раздражать гражданских по мелочам. Отдельным представителям служб рекомендовалось держаться скромно.
Существовало лишь одно ограничение власти Луны-Командной – ассигнования на операции, принимаемые голосами всенародно избранного сената.
Космические пехотинцы токе держались подальше от Перчевского, который был в мундире капитан-лейтенанта.
Потом был долгий и ленивый орбитальный полет до Констанцкого озера и Женевы. Перчевскии читал, дремал, обдумывал недавно начатую книгу. И пытался не думать о лежащей внизу планете.
Головизионные сети не давали даже приблизительного портрета убогой реальности, которую представляла собой Старая Земля за осажденными стенами Корпоративной Зоны.
