Придумал! Ну конечно: если я разок-другой отлуплю ее любимого Леонардо, у фрау Ксандер наверняка сразу пропадет желание водить с нами дружбу. Но: повернется ли у меня лапа причинить боль этому крохотному потешному Чихухухихихаха? Еще как повернется! В конце концов, я происхожу из семейства хищников. Мой прапрапрапрапрадед, опасный киллер, держал в страхе всю округу и сворачивал башку каждому, кто хоть чуть-чуть был похож на продукт питания. Тогда ведь еще не было супермаркетов с кормом для собак.
Я потихоньку вылезаю из будки. Леонардо от радости делает несколько сальто. Жаль, что он при этом не сломал себе шею: мне не пришлось бы это делать самому. Однако этот комар такой ловкий и в такой отличной форме, что запросто мог бы выступать в цирке.
Кое-как совладав со своей радостью, он садится передо мной, тяжело дышит и улыбается, высунув свой. Дети бы, кончено, сказали при виде этой так называемой «собаки»: «Ах, какой милый песик!», но я-то не дети, хе-хе-хе! Я — старший суперсыщик Освальд, преданнейший из преданных, и ради своего хозяина готов на все, даже на смертоубийство.
Я не спеша обнюхиваю Леонардо, сначала нос, потом за ушами. Потом вдруг разеваю пасть, хватаю Леонардо за шкирку и мотаю его туда-сюда. Он, приняв все это за веселую игру, радостно квакает. Не понимает, глупый, что стоит мне только поплотнее сжать зубы — и завтра состоится его погребение. Фрау Ксандер не пришлось бы даже тратиться на гроб — бренные останки Леонардо поместились бы и в коробку для сигар.
— О, да они уже подружились! — слышу я голос отца Тима, который выходит из дома вместе с фрау Ксандер и направляется к нам в сад. — Так что можете не беспокоиться, у них не будет никаких проблем друг с другом.
— Да, и Леонардо не так будет скучать по мне, — отвечает фрау Ксандер.
Чего?.. Я что-то не врубаюсь!
— Леонардо побудет у нас пару дней, Освальд, — объясняет мне отец Тима. — Ты рад, что тебе теперь хоть будет с кем поиграть?
Что?!?.. От изумления я даже разжимаю зубы, и Леонардо плюхается на траву. Он делает пару кругов вокруг будки, а потом вдруг исчезает внутри. Стоп! У него что, что вообще крыши нет? Без моего разрешения вход в будку строго воспрещен. Ну погоди, «дружок»! Сейчас ты узнаешь, почем фунт лиха!
Я рычу и направляюсь вслед за ним, но тут меня останавливает фрау Ксандер:
— Подожди-ка, Освальд, я кое-что захватила с собой для тебя и Леонардо.
Она открывает сумочку и достает гигантский сырой шницель. Этот оковалок такой огромный, что, наверное, не меньше нашей циновки перед дверью. Но надеюсь вкуснее.
— Общая трапеза укрепляет дружбу, — заявляет фрау Ксандер и, наклонившись, кладет мясо в будку.
Как только Леонардо выскакивает оттуда, я влетаю внутрь и набрасываюсь на шницель. Я рву его зубами на куски и лихорадочно набиваю рот. Жевать будем потом, с этим спешить некуда. Главное, чтобы Леонардо ничего не досталось. Может, общая трапеза и укрепляет дружбу, зато одинокая трапеза приятней для желудка, верно?
— До свидания, Освальд! — говорит фрау Ксандер. — Через пару дней я заеду за Леонардо. Смотри, не обижай его, хорошо?
«А еще какие будут приказания?» — ответил бы я ей, если бы это не противоречило правилам хорошего тона — говорить с набитым ртом.
Отец Тима провожает фрау Ксандер до ее машины, которая через пару минут отъезжает. Потом я слышу, как щелкает замок входной двери. Через полминуты Леонардо вваливается в будку и удивленно оглядывается по сторонам. Увидев мои оттопыренные, как у хомяка, щеки, он злобно тявкает на меня. Я выписываю ему оплеуху, и он кувырком вылетает из будки. Он забивается в самый отдаленный уголок сада, обхватывает голову лапами и жалобно скулит. И продолжает скулить, даже после того как заходит солнце. А мне наплевать! Я устраиваюсь поудобней в своей корзинке и дрыхну.
Посреди ночи я слышу, как кто-то царапается в стену будки. Я высовываю голову наружу и вижу дрожащего от холода Леонардо, который жалобно таращится на меня. Я отгоняю его злобным рычанием. Замерзнет он там или нет, мне плевать. Я не приглашал этого карлика к себе в гости. Моя будка — не отель. Точка!
Я закрываю глаза, но уже не могу уснуть, потому что проснулась моя совесть. Она кусает меня то в хвост, то в гриву. И вот я встаю, выхожу из будки и отправляюсь на поиски Леонардо, которые наверняка уже облюбовал себе какую-нибудь ямку… О боже! Что это?..
От ужаса у меня начинают стучать зубы. Посреди газона, в бледном свете луны лежит этот крохотный чихуахуа, вытянув все лапы, с широко раскрытыми глазами. И не шевелится. Мертв. Замерз. А кто виноват? Суперэгоист Освальд!
Я в шоке сажусь на задние лапы и уже собираюсь завыть погребальную песнь, как эта подлая крыса вдруг вскакивает, несется в будку и запирается там, забарикадировавшись моей корзинкой. Подлый актеришка!
Двумя-тремя прыжками я достигаю будки, носом отодвигаю корзинку в сторону и лаю так громко, что просыпается весь Дюссельдорф. Леонардо смотрит на меня испуганно-умоляюще. Как он дрожит, этот несчастный комар! Интересно от чего — от холода или от страха передо мной?
Лай застревает у меня в глотке. Что он мне, собственно говоря, такого сделал? Да ничего! А чего же я так окрысился на него? Я чувствую, как мной овладевает жалость к нему, и я против нее совершенно беззащитен.
Я пристыженно залезаю в свою корзинку, сворачиваюсь в ней калачиком, так, чтобы еще осталось немного места для Леонардо. Он, понятное дело, еще не верит этому чуду. Лишь через некоторое время он робко приближается, забирается в корзинку, прижимается к моему брюху и благодарно лижет меня в нос.
Новый друг… Прямо хоть ложись и помирай от умеления!
ГЛАВА 13, в которой я превращаюсь в обезьяну
— Ой, ну до чего же хорошенький! — Надин просто млеет от восторга. — Такого милого песика я еще в жизни не видела!
Я тоже. Разве что в зеркале. Надин никак не может успокоиться и все нахваливает «хорошенького песика». Некоторым собакам бывает даже неприятно, когда на них без конца умиляются. А по мне так чем больше, тем лучше.
— Можно тебя взять на руки?
Конечно, можно! Моим поклонникам можно все.
Надин наклоняется и… берет на руки Леонардо. Ррррр! Этот недомерок нравится ей больше, чем я?.. Ну, наглость!
Я оскорбленно удаляюсь в будку. В это время из дома выходит Тим.
— Салют! — приветствует его Надин. — Ты мне не говорил, что у тебя есть еще одна собака.
— Это не наша собака, — объясняет Тим. — Леонардо у нас просто в гостях, пока его хозяйка не вернется из Нью-Йорка.
— Леонардо… Какое красивое имя! Кстати, ты знаешь, что чихуахуа относятся к самым умным и отважным собакам?
Я изо всех сил зажимаю себе лапами уши, чтобы не слышать этот бред. Но мой хозяин и его новая подружка болтают так громко, что я все равно слышу каждое слово.