Уважаемая мисс Литтон!
Я получил большое удовольствие от нашей с Вами встречи за чаем и хочу также от всего сердца поблагодарить Вас за книгу, которую вы мне прислали. Это действительно замечательное произведение, и, кроме того, в первом издании, а их уже было семь, что делает книгу особенной ценной. Вы были так добры и великодушны.
Я очень надеюсь, что в Ваш следующий приезд в Лондон на ежемесячное заседание издательского совета, о котором Вы упоминали, Вы позволите мне снова угостить Вас чаем. С нетерпением жду от Вас вестей.
Искренне Ваш,
Гордон Робинсон.
ММ прочла письмо и с улыбкой подумала, как приятно и как просто доставить человеку удовольствие. Этот Робинсон действительно весьма обаятелен. Возможно, он немного скучный — в нем есть что-то от старой девы, — но зато участливый, вдумчивый и очень обходительный. Надо сказать, что в обществе таких людей ей было легче, чем среди блистательной публики, которой старались окружать себя Оливер и Селия. Бесконечная охота Бекенхемов тоже изрядно ей надоела. Нет, лучше уж спокойная, без претензий беседа с Гордоном Робинсоном. ММ принялась размышлять о Джаго и о том, как бы он отнесся к Гордону Робинсону, и тяжело вздохнула. Иногда ей казалось, что она чересчур странная личность.
— Что-то ты сегодня очень рано, — удивился Себастьян. — Еще только десять часов.
— Знаю, знаю. Но у меня встреча в Хэмпстеде, я не смогла отказаться. Я только забежала на Финчли-роуд и подумала, что могла бы на часок заскочить к тебе. И вот я здесь.
— Но меня могло не оказаться дома.
— Себастьян! Когда это ты в такую рань выходил из дома?
Он действительно вставал очень поздно, что для человека такой неуемной энергии казалось странным.
— Ну что, тогда поднимемся наверх?
Они лихорадочно целовались в холле. Он немного отстранился, вытянув руки, чтобы разглядеть ее. На Селии было темно-розовое креповое платье с новомодной, сильно укороченной юбкой до середины икры и приспущенной линией талии. Темные волосы скрывала кремовая соломенная шляпка с узкими полями.
— Даже жаль тебя раздевать — ты так хороша во всем этом.
— Я не буду раздеваться. Разве только сниму шляпу. У меня нет времени. Просто хотелось увидеть тебя, Себастьян, прикоснуться к тебе, услышать. Больше ничего.
— О господи! Дорогая моя! Ты меня заставляешь… в общем, волноваться. Тогда пойдем на кухню, я приготовлю тебе чашку чая. — Она прошла за Себастьяном, села на один из деревянных стульев, молча наблюдая за ним. — Как же все-таки я тебя люблю, — отрывисто сказал он, — очень-очень.
— Знаю, что любишь. Знаю, Себастьян.
— И от этого понемногу становлюсь несчастным.
— Не говори так. Какой тогда во всем этом смысл, если мы будем несчастны, — сказала Селия, подумав о маме.
— Да никакого. И если мужчина влюблен, он способен выдержать гораздо больше, чем в иное время.
— Очень глубокомысленное замечание.
— Но, боюсь, не слишком оригинальное. Что-то подобное писал Ницше. Но что бы там ни было, ты здесь. Ваш чай, мадам. Мне нужно еще кое-что тебе сообщить.
— Что?
— Я рассказал о тебе Миллисент.
— Ты… что? — Она в ужасе уставилась на него.
— Да. Ну, не совсем о тебе, конечно, это было бы неумно, а для тебя даже опасно. О том, что у меня есть женщина. Признался ей в прошлые выходные. Я дальше так не могу: женат на ней, люблю тебя, притворяюсь…
— Но, Себастьян, это… — Селия помедлила. — Это же так жестоко. Зачем ей говорить, если ее все устраивает? Ты ведь сам убеждал меня, что у нас нет будущего…
— О, ее это не очень волнует. Она довольно спокойно отнеслась к этому. Мы теперь редко видимся, но ей нравится статус жены известного человека. То, что мы не вместе, для нее даже лучше. Такое положение отвечает ее довольно романтическому складу ума. Выяснилось также, что у нее есть воздыхатель. Во всяком случае, в будущем мне больше не придется сопровождать ее на охотничьих балах.
— О… — только и сказала Селия.
Она не сводила с Себастьяна глаз, ловила каждое его слово и завидовала его стремительному, легкому выходу из брака.
— Но, — продолжал он, садясь за стол напротив нее, беря ее за руку и пристально глядя ей в глаза, — какова бы ни была ее реакция, я все равно во всем ей признался бы. Я слишком люблю тебя, чтобы ничего не менять, каждые выходные ездить туда и притворяться. Это невыносимо. Конечно, Миллисент по-прежнему дорога мне, и я ей кое-чем обязан. Я буду следить за тем, чтобы у нее все было в порядке. Но продолжать жить с ней не могу. Даже два дня в неделю. Это плохо и для нее, и для меня. И для тебя.
— Себастьян… — В голосе Селии послышались горечь и сожаление. — Себастьян, ты же знаешь…
— Да, я знаю. Конечно знаю. Но теперь я, по крайней мере, всецело твой. Даже если ты не можешь быть полностью моей. Мне так… как-то легче. Словно я дал выход эмоциям.
— О! — снова повторила Селия.
Она бездумно смотрела на свои руки, теребя кольца. Что она могла сказать ему? Конечно, ей было приятно, что ради нее, ради какого-то туманного, почти безнадежного будущего Себастьян готов был расстаться с женой, пусть даже он уже и не любил ее. Селия тоже уже не любила Оливера — или любила? — однако разрыв всех уз по-прежнему страшно пугал ее. Хорошо, что у Себастьяна и Миллисент не было детей, но ведь брак держится не только на детях: их связывали воспоминания, былая близость, надежды, опасения, смех, друзья, они пережили вместе горе и радость, расставание и встречу. Совместно они осуществляли его творческие замыслы, переживали боль от потери ребенка и невозможность снова иметь детей. Они прожили вместе больше половины жизни, и то, что они сделали друг для друга, требовало огромного самопожертвования, а значит, и большой любви.
— О, Себастьян, — сказала Селия и поняла, что плачет. — Себастьян, я…
— Да? — спросил он, пристально вглядываясь в нее. — Да, Селия?
— Я… люблю тебя, — произнесла она очень медленно, потом быстрее, ощущая вкус этих слов, как будто смакуя их, испытывая невероятное облегчение наконец произнести их и вместе с тем чувствуя некоторый страх. — Я люблю тебя. Очень-очень люблю.
Когда она ушла, еще долго-долго после того Себастьян сидел и смотрел в окно на сад. Он вспоминал, как Селия сказала, что любит его. Раньше она никогда не признавалась в своих чувствах, и иногда он спрашивал себя, а не просто ли он отдушина в ее все более тягостном браке. Это ранило его, потому что он глубоко любил Селию, она стала центром его жизни и ради нее он был готов на все. В то же время он понимал, что только ради отдушины Селия никогда не изменила бы мужу — она не из тех, кто делает это при каждом удобном случае.
Селия отличалась красотой и привлекательностью, но при этом долгие годы была верна мужу. Рядом с ней никогда не было и тени скандала. Даже ее враги, которых было значительно больше, чем у Себастьяна, не могли сказать ничего дурного о ее личной жизни, разве что упрекнуть в кокетстве. Правда, некоторые стороны ее жизни давали обильную почву сплетням: говорили, что она пренебрегает детьми, что она бешено честолюбива и ради работы не считается даже с тяжелобольным мужем после его возвращения с войны, бросив его в доме матери, и сама продолжает руководить издательством в Лондоне.
