— Кристиан, а дальше?
— Кристиан Блейк. Только я ничего плохого не делал. Мой папа работает в большом поместье, и иногда я просто захожу навестить огороженный… ваш огороженный сад.
Нелл взглянула на увитую колючками стену.
— Так за ней сад? Вот оно что. — Она снова посмотрела на мальчика. — А скажи-ка, Кристиан, твоя мама знает, где ты?
Плечи мальчика поникли.
— У меня нет мамы.
Нелл подняла брови.
— Она летом уехала в больницу, а потом…
Нелл вздохнула, ее гнев остыл.
— Понятно. Ладно. А сколько тебе лет, девять? Десять?
— Почти одиннадцать.
Законное негодование заставило его сунуть руки в карманы и выставить локти в стороны.
— Ах да, конечно, теперь я вижу. У меня есть внучка примерно твоих лет.
— Она тоже любит сады?
Нелл моргнула, глядя на него.
— Я точно не знаю.
Кристиан склонил голову набок и нахмурился, услышав такой ответ.
— То есть, наверное, любит.
Нелл обнаружила, что чуть ли не извиняется, и отругала себя за это. Если она не знает, что на уме у дочери Лесли, это еще не повод чувствовать себя виноватой.
— Я редко ее вижу.
— Она живет далеко от вас?
— Нет, вообще-то нет.
— Тогда почему вы редко ее видите?
Нелл разглядывала мальчика, пытаясь решить, подкупает его дерзость или отталкивает.
— Просто так вышло.
Судя по лицу мальчика, объяснение показалось ему таким же неубедительным, как и ей. Но не все возможно объяснить, особенно странным маленьким незваным гостям.
Нелл напомнила себе, что этот негодник недавно осиротел. Никто не застрахован от неразумных суждений, когда жизнь теряет ясность, Нелл знала это не хуже других. Она вздохнула. Жизнь может быть ужасно жестока. Почему этот мальчик должен расти без матери? Почему бедная женщина рано отправилась в могилу, оставив ребенка искать путь в мире без нее? Нелл глядела на костлявые лодыжки мальчика, и что-то внутри сжималось. Ее голос был грубым, но добрым.
— Так что, говоришь, ты делал в моем саду?
— Я ничего плохого не делал, честно. Я просто люблю сидеть в нем.
— И как ты туда попадаешь? Подлезаешь под стену?
Он кивнул.
Нелл взглянула на дыру.
— Вряд ли я в нее пролезу. Где ворота?
— Их нет. По крайней мере, в этой стене.
Нелл нахмурилась.
— У моего сада нет входа?
Кристиан снова кивнул.
— Раньше был, изнутри видно, где его заложили.
— Но зачем закладывать вход?
Мальчик пожал плечами, и Нелл добавила очередной пункт в мысленный список необходимых улучшений.
— Тогда, может, ты расскажешь, что я упускаю? — спросила она. — Раз уж я не могу сама посмотреть. Что тебя гонит в такую даль?
— Это самое лучшее место на свете. — Кристиан заморгал серьезными карими глазами. — Мне нравится сидеть внутри и разговаривать с мамой. Она любила сады, а ваш огороженный сад — в особенности. Это она показала мне, как забираться внутрь, мы должны были вместе ухаживать за ним. А потом она заболела.
Нелл сжала губы.
— Я уезжаю домой в Австралию через пару дней, но вернусь через месяц-другой. Ты не мог бы тем временем присмотреть за моим садом, Кристиан?
Он серьезно кивнул.
— Мог бы.
— Приятно знать, что я оставляю сад в надежных руках.
Кристиан поднялся во весь рост.
— А когда вы вернетесь, я помогу вам ухаживать за ним. Как мой папа в гостинице.
Нелл улыбнулась.
— Ловлю тебя на слове. Я не принимаю помощь от кого попало, но мне кажется, что в данном случае ты именно тот, кто нужен.
Глава 42
Чёренгорб-мэнор, Корнуолл, 1913 год
Роза плотнее укуталась в шаль и скрестила руки. Ее знобило, несмотря на теплую погоду. Когда она решила поискать солнца в саду, она меньше всего ожидала встретить там Элизу. Роза сидела и делала заметки в альбоме для вырезок, время от времени поглядывая, как Айвори порхает и мечется среди клумб, и ничто не предвещало, что мирный день будет столь ужасно омрачен. Словно шестое чувство заставило ее взглянуть на ворота лабиринта. Там Роза увидела картину, от которой у нее кровь застыла в жилах. Как Элиза узнала, что найдет Розу и Айвори в саду одних? Она наблюдала, выжидала, чтобы застать Розу врасплох? И почему теперь? Почему Элиза явилась через три года, привидением, ночным кошмаром пересекла лужайку, сжимая жалкий сверток в руке?
Роза покосилась на сверток. Вот он лежит, притворяясь безобидным. Но Роза знала, что это не так. Ей не надо было заглядывать под коричневую бумажную обертку, чтобы выяснить, что таится внутри. Предмет, олицетворяющий место, время, союз, которые Розе так хотелось забыть.
Она подобрала юбки и разгладила их на бедрах, мечтая быть подальше от этого свертка.
Взлетела стайка воробьев, и Роза посмотрела на лужайку подстриженную в форме фасолины. По лужайке шла мама, рядом с ее темными юбками вышагивала старая гончая Макленнан. Волна облегчения накатила на Розу и схлынула, оставив головокружение. Мама — якорь настоящего безопасного мира, в котором все как должно быть. Когда Аделина приблизилась, Роза была не в силах скрыть беспокойство.
— Ах, мама, — быстро сказала она. — Она была здесь, Элиза была здесь.
— Я все видела в окно. Что она сказала? Ребенок услышал что-нибудь лишнее?
Роза мысленно припоминала встречу, но беспокойство вместе со страхом ворошило воспоминания, и она не в силах была выудить нужные. Девушка с несчастным видом покачала головой.
— Я не знаю.
Мама взглянула на сверток и осторожно подняла его со скамейки, будто он был горячим.
— Не открывай его, мама, прошу. У меня нет сил заглянуть внутрь. — Роза почти шептала.
— Это?..
— Я почти уверена, что да. — Роза прижала холодные пальцы к щеке. — Она сказала, это для Айвори. — Роза взглянула на мать, и новая волна паники обрушилась на нее. — Зачем она принесла это, мама? Зачем?
Мама сжала губы.
— Что она имела в виду?
— Полагаю, пора вам с кузиной разъехаться.
Аделина села рядом с дочерью и положила сверток на колени.
— Разъехаться, мама? — Щеки Розы заледенели, она была насмерть перепугана, ее голос упал до шепота, — Ты же не думаешь, что она может… может снова прийти?
