От мыслей о куколке у нее мурашки побежали по коже, и она постаралась подумать о чем-то другом. О чем-то приятном, вроде путешествия с папой через лабиринт. Айвори играла на улице, когда увидела, как папа выходит из боковой двери дома. Он шел быстро, и сначала девочка подумала, что он сядет в карету и поедет рисовать чей-то портрет. Вот только он не взял с собой никаких инструментов и одет был совсем не так, как одевался, когда предстояла важная встреча. Айвори смотрела, как папа шагает через лужайку, приближаясь к воротам лабиринта. Он никогда не умел притворяться, и Айвори поняла, куда он идет.
Не раздумывая, Айвори поспешила за папой и прошла за ним через ворота лабиринта в темные, узкие тоннели. Айвори знала, что дама с рыжими волосами, которая принесла для нее сверток, живет на другой стороне.
А теперь, после прогулки с папой, она догадалась, кем является та дама. Ее зовут Сочинительница, и хотя папа сказал, что она человек, Айвори знала лучше. Она подозревала это с того самого дня, как Сочинительница прошла через лабиринт. А заглянув ей в глаза в саду коттеджа, Айвори поняла окончательно.
Сочинительница — волшебное существо. Колдунья или фея, точно неизвестно. Сочинительница была не похожа ни на кого из людей, встреченных девочкой до сих пор.
Глава 43
Клифф-коттедж, Корнуолл, 2005 год
Снаружи поднялся ветер, и океан тяжело задышал в бухте. Лунный свет струился через оконное стекло, бросая четыре серебристых квадрата на деревянный пол. Дух теплого помидорного супа и тостов пропитал стены, пол, воздух. Кассандра, Кристиан и Руби сидели вокруг стола на кухне, с одной стороны горела печка, с другой — керосиновый обогреватель. Свечи выстроились вдоль стола, расположились в разных местах комнаты, и все же в темных одиноких углах, куда не добирался их свет, лежали тени.
— Я все равно не понимаю, — сказала Руби. — Как ты из той газетной заметки понял, что Роза была бесплодна?
Кристиан зачерпнул ложкой суп.
— Рентгеновское излучение. Ее яйцеклетки не могли выжить.
— Тогда она должна была знать? В смысле, были же какие-то признаки.
— Например?
— Ну, разве у нее не прекратились… сам знаешь… месячные?
Кристиан пожал плечами.
— Видимо, нет. Работа репродуктивной системы не была затронута, яйцеклетки высвобождались каждый месяц, только были повреждены.
— Настолько повреждены, что она не могла зачать?
— А если бы и зачала, то, скорее всего, был бы выкидыш или родился бы ребенок с множеством уродств.
Кассандра отодвинула остатки супа.
— Ужасно. Почему врач так поступил?
— Наверное, просто хотел оказаться среди первых, кто воспользовался блестящей новой технологией. Хотел насладиться радостью публикации. Никаких медицинских оснований для рентгеновского обследования не было, ребенок всего лишь проглотил наперсток.
— А кто его не глотал? — спросила Руби, вытирая коркой хлеба и без того уже чистую миску.
— Но зачем выдержка в целый час? Наверняка она не была нужна?
— Конечно не нужна, — ответил Кристиан. — Но в те времена этого не знали, такие выдержки были обычным делом.
— Видимо, решили, что если за пятнадцать минут получается нормальный снимок, то за час получится блестящий, — предположила Руби.
— Об опасности тогда никто не подозревал. Рентгеновские лучи открыли только в тысяча восемьсот девяносто пятом, так что доктор Мэтьюс был среди первых, кто их использовал. Вообще-то поначалу люди считали их полезными для здоровья, надеялись вылечить ими рак, кожные болезни и другие расстройства. Их даже использовали в салонах красоты. Понадобился не один год, чтобы проявились отрицательные последствия, ожоги и инфекции, опухоли и рак.
— Так вот что за отметины были у Розы, — сказала Кассандра. — Ожоги.
Кристиан кивнул.
— Рентгеновское излучение не только поджарило ее яичники. Несомненно, оно сожгло и кожу.
Порыв ветра шумно зачертил тонкими ветками узоры по оконным стеклам. Свет свечей моргнул, когда холодная лента воздуха проскользнула вдоль плинтуса. Руби поставила пустую тарелку в тарелку Кассандры и провела салфеткой по рту.
— Но если Роза была бесплодна, то кто родил Нелл?
— Я знаю кто, — сказала Кассандра.
— Правда?
Она кивнула.
— Все есть в альбомах. По правде говоря, я считаю, что именно об этом Клара и хочет мне рассказать.
— Кто такая Клара? — спросил Кристиан.
Руби вздохнула.
— Ты считаешь, что Нелл — ребенок Мэри.
— Кто такая Мэри? — Кристиан переводил взгляд с одной на другую.
— Подруга Элизы, — ответила Кассандра. — Мама Клары. Служанка в Чёренгорбе, которую уволили в начале тысяча девятьсот девятого, когда Роза обнаружила, что беременна.
— Роза уволила ее?
Кассандра кивнула.
— Она пишет в альбоме, как невыносима мысль о том, что у кого-то столь недостойного будет ребенок, в то время как ей в нем безнадежно отказано.
Руби сделала глоток вина.
— Но почему Мэри отдала ребенка Розе?
— Сомневаюсь, что она отдала просто так.
— Думаешь, Роза купила дитя?
— Всякое бывает, верно? Люди совершали и худшие поступки, чтобы обрести ребенка.
— По-твоему, Элиза все знала? — спросила Руби.
— Хуже того, — сказала Кассандра. — Думаю, она помогала. Думаю, именно поэтому она и уехала.
— Вина?
— Точно. Она помогла Розе воспользоваться ее высоким положением, чтобы отобрать ребенка у женщины, которая нуждалась в деньгах. Позднее Элиза не смогла с этим смириться. Они с Мэри были близки, Роза пишет об этом.
— Ты предполагаешь, что Мэри хотела ребенка, — сказала Руби. — Не желала отказываться от него.
— Я предполагаю, что нельзя бескорыстно отказаться от ребенка. Возможно, Мэри нуждалась в деньгах, ребенок мог мешать ей, она даже могла считать, что дитя обретет лучший дом. И все равно я считаю, что эта потеря опустошила ее.
Руби подняла брови.
— А Элиза помогла Розе.
— И потом уехала. Вот почему я думаю, что дитя отдали неохотно. Наверное, Элиза уехала, потому что не в силах была оставаться и смотреть на Розу с дочкой Мэри. Расставание матери с ребенком оказалось непростым и камнем легло на совесть Элизы.
Руби медленно кивнула.
— Это объясняет, почему Роза перестала часто видеться с Элизой после рождения Айвори, почему они отдалились друг от друга. Роза, возможно, догадывалась, как Элиза себя чувствует, и боялась, что та каким-нибудь поступком омрачит ее новообретенное счастье.