Хеймиш чуть не расплакался. Черт побери, она только что впутала в это Лил! Предупредила, что жена все видит и не одобряет его намерения. Он почти слышал голос Лил и все ее прежние доводы…
Но он решился и не собирался отступать. В конце концов, сам когда-то заварил эту кашу, пусть и невольно. И теперь сам должен все объяснить. Все тайное становится явным, и будет лучше, если правду дочь узнает от него.
Он взял ладони Нелл и по очереди поцеловал их, крепко сжимая мягкие гладкие пальцы в своих загрубелых от работы руках.
Его дочь. Его первая дочь.
Она улыбнулась ему, сияющая в изысканном, отделанном кружевом платье.
Хеймиш улыбнулся в ответ.
Затем усадил ее рядом с собой на поваленный ствол эвкалипта, гладкий и белый. Он наклонился к уху дочери и прошептал секрет, который хранил вместе с женой семнадцать лет. Вспышка исказила лицо Нелл, когда она осознала смысл сказанного. Привычный для нее мир перевернулся, и та, кем она была раньше, исчезла в мгновение ока.
Глава 3
Брисбен, Австралия, 2005 год
Кассандра дневала и ночевала в больнице, хотя врач сказал, что бабушка вряд ли придет в себя. Слишком много ей было лет, и слишком велико было количество морфия в организме.
Пришла ночная медсестра, и Кассандра поняла, что день кончился. В больнице сложно угадать точное время: свет в вестибюле горит, телевизор включен, хоть экрана и не видно из палаты, тележки катаются туда-сюда вне зависимости от времени суток. Забавно, что заведение, где так важен распорядок, должно работать, напрочь выбиваясь из привычных временных ритмов.
И все же девушка надеялась. Смотрела на Нелл, утешала ее, пока та тонула в море воспоминаний, изредка всплывая, чтобы вновь глотнуть воздуха прошлого. Кассандре была невыносима мысль о том, что бабушка, одолев препятствия по дороге в настоящее, обнаружит, что балансирует на краю жизни одна.
Медсестра заменила пустой пакет из-под капельницы на полный, повернула диск на устройстве за кроватью и стала поправлять белье.
— Она ничего не пила. — Собственный голос показался Кассандре чужим. — Весь день.
Медсестра подняла взгляд, удивившись, что с ней заговорили. Она посмотрела поверх очков на кресло, в котором сидела Кассандра, укутав колени мятым сине-зеленым больничным одеялом.
— Вы меня напугали, — сказала она. — Вы здесь весь день провели, верно? Оно и лучше: уже недолго осталось.
Кассандра пропустила намек мимо ушей.
— Может, дать ей попить? Она, наверное, хочет пить.
Медсестра разгладила простыни и деловито подоткнула их под тонкие руки Нелл.
— Не хочет. На то ей и капельница поставлена, — ответила она, проверяя записи в карточке Нелл. — Дальше по коридору можно сделать чай, если хотите.
Медсестра ушла. Кассандра увидела, что глаза Нелл открыты и смотрят на нее.
— Кто ты?
— Это я, Кассандра.
После недолгого замешательства Нелл спросила:
— Я тебя знаю?
Врач предупреждал, но до чего больно было видеть это!
— Да, Нелл.
Бабушка смотрела на нее водянисто-серыми глазами. Она неуверенно моргнула.
— Я не могу вспомнить…
— Шшш… Все хорошо.
— Кто я?
— Тебя зовут Нелл Эндрюс, — сказала Кассандра, беря старушку за руку. — Тебе девяносто пять лет. Ты живешь в старом доме в Паддингтоне.
Губы Нелл дрожали — она пыталась сосредоточиться и понять смысл сказанного.
Кассандра взяла салфетку с прикроватного столика и осторожно вытерла нитку слюны с подбородка своей бабушки.
— У тебя есть лавка в антикварном центре на Латроубтеррас. Она принадлежит нам обеим. Там продаются старые вещи.
— Я тебя знаю, — тихо сказала Нелл. — Ты дочка Лесли.
Девушка удивленно моргнула. Они редко говорили о ее матери, едва ли хоть раз за все время, что Кассандра росла. И за последние десять лет, которые она прожила в квартире на нижнем этаже дома Нелл после возвращения, ни разу не поднимали эту тему. Они, не сговариваясь, решили не ворошить прошлое, которое по разным причинам предпочитали забыть.
Нелл заговорила. Ее встревоженные глаза изучали лицо Кассандры.
— Где мальчик? Надеюсь, не здесь. Он здесь? Я не хочу, чтобы он трогал мои вещи. Ломал их.
У Кассандры закружилась голова.
— Это дорогие вещи. Не подпускай его к ним.
Запинаясь, девушка подыскивала ответные слова.
— Нет… Нет, не подпущу. Не волнуйся, Нелл. Его здесь нет.
Позже, когда бабушка снова впала в беспамятство, Кассандра задумалась над жестокой способностью рассудка ворошить прошлое. Почему в конце жизни голова Нелл должна звенеть от голосов давно умерших людей? Всегда ли так происходит? Неужели каждый, кто взял билет на безмолвный корабль смерти, неизменно ищет на палубе лица тех, кто отчалил раньше?
Кассандра, должно быть, уснула, потому что в следующее мгновение больница оказалась во власти ночи. Свет в вестибюле погас, повсюду слышались отзвуки сна. Девушка осела в кресле, шея ее затекла, а лодыжка, высунувшаяся из-под тонкого одеяла, замерзла. Было поздно, и Кассандра устала. Что разбудило ее?
Нелл, ее дыхание, ставшее громким. Она не спала. Кассандра метнулась к кровати и присела на краешек. В полумраке глаза Нелл казались стеклянными, выцветшими и мутными, как вода с пятнами краски. Тонкая нить ее голоса почти перетерлась. Сначала Кассандра не расслышала слов и подумала, что губы бабушки беззвучно шевелятся, повторяя давно забытые слова. Потом она осознала, что Нелл говорит вслух.
— Госпожа, — произнесла она, — госпожа велела ждать…
Кассандра погладила Нелл по теплому лбу, откинула мягкие пряди волос, которые когда-то блестели, точно серебряная пряжа. Опять эта госпожа!
— Она не будет против, — сказала Кассандра. — Госпожа не будет возражать, если ты уйдешь.
Губы Нелл сжались, потом задрожали.
— Мне нельзя шевелиться. Она велела ждать здесь, на корабле. — Старушка еле шептала. — Госпожа… Сочинительница… Не говори никому.
— Шшш, — успокоила ее Кассандра. — Я никому не скажу, Нелл, я не скажу госпоже. Можешь идти.
— Она обещала вернуться за мной, но я не послушалась. Я не сидела там, где мне сказали.
Бабушка вдруг начала задыхаться. Кассандра запаниковала.
— Прошу тебя, не волнуйся, Нелл, пожалуйста. Все хорошо. Обещаю.
Голова старушки упала набок.
