— А вот и мы.
Появилась Робин с подносом, на котором стояли три дымящиеся миски.
Уильям, несколько робко, вошел следом и опустился в кресло.
— Я все еще готовлю лучшую рыбную похлебку по эту сторону Полперро.
[39]
Робин подняла брови, глядя на Нелл.
— Никто этого и не оспаривает, Гамп, — сказала она, протягивая миску через журнальный столик.
— Только мою способность донести ее от кухни до стола.
Робин театрально вздохнула.
— Мы только хотим тебе помочь, вот и все.
Нелл заскрипела зубами. Надо погасить ссору в зачатке. Не то Уильям опять обидится.
— Как вкусно, — громко сообщила она, попробовав похлебку. — Вустерширского соуса в точности столько, сколько надо.
Уильям и Робин уставились на нее, их ложки зависли на полпути ко рту.
— Что? — Нелл взглянула на них. — В чем дело?
Робин открыла рот и снова закрыла, точно рыба.
— В вустерширском соусе.
— Это наш секретный ингредиент, — сказал Уильям. — Наша семья хранила его поколениями.
Нелл виновато пожала плечами.
— Мама клала его в рыбную похлебку, и бабушка тоже. Они всегда клали вустерширский соус. Наверное, он был и нашим секретным ингредиентом.
Уильям медленно втянул воздух раздувшимися ноздрями, а Робин прикусила губу.
— Очень вкусно. — Нелл отхлебнула еще немного. — Главное, положить столько, сколько надо, в этом весь фокус.
— Скажите, Нелл, — Робин прочистила горло, старательно избегая взгляда Нелл, — вы нашли что-нибудь полезное в бумагах, которые я вам дала?
Нелл благодарно улыбнулась. Робин спасла ее.
— Они очень интересные. Мне понравилась газетная статья о спуске «Лузитании».
Робин просияла.
— Должно быть, все было очень волнующе, настоящее историческое событие. Страшно подумать, что случилось с этим прекрасным кораблем.
— Немцы, — сказал Балда с полным ртом похлебки. — Кощунство, вот что это было, настоящая дикость.
Нелл полагала, что немцы точно так же относятся к бомбардировке Дрездена, но сейчас было не время и не место спорить, да и Уильям не подходил на роль оппонента. Так что она прикусила язык и продолжила приятную и бесполезную беседу об истории деревни и усадьбы Чёренгорб, пока наконец Робин не встала, чтобы убрать тарелки и принести пудинг.
Нелл проследила, как та упорхнула из комнаты, а затем, сознавая, что, быть может, это последний шанс поговорить с Уильямом наедине, ухватилась за представившуюся возможность.
— Уильям, — сказала она, — я хочу кое о чем спросить.
— Валяй.
— Вы знали Элизу…
Старик затянулся трубкой и кивнул.
— …как вы думаете, почему она забрала меня? Как по-вашему, она хотела ребенка?
Уильям выдохнул струйку дыма. Он сжал трубку зубами и заговорил, не разжимая их.
— Как мне кажется, нет, она была вольной душой. Не из тех, кто ищет домашней ответственности, не говоря уже о том, чтобы красть ее.
— В деревне ходили разговоры? У кого-нибудь возникли предположения?
— Все мы верили, что ребенок… что ты умерла от скарлатины. По этой части ни у кого не возникло сомнений. — Старик пожал плечами. — Что до исчезновения Элизы, о нем тоже особо не думали. Это было уже не в первый раз.
— Неужели?
— Она проделала то же самое на несколько лет раньше. — Он быстро глянул в сторону кухни и понизил голос, избегая взгляда Нелл. — Я всегда немного винил себя за это. Случилось это вскоре после… вскоре после той истории, что я тебе рассказал. Я с ней встретился, сообщил, что все видел, обозвал непотребными словами. Элиза заставила меня пообещать, что я никому не скажу, притворилась, что я не понял, что мне неправильно показалось. — Уильям горько засмеялся. — В общем, обычные отговорки женщины, застигнутой в подобной ситуации.
Нелл кивнула.
— Но я исполнил обещание и сохранил секрет. Вскоре после того я узнал, что она уехала.
— Куда?
Он покачал головой.
— Когда Элиза наконец вернулась — примерно через год, — я спрашивал ее вновь и вновь, но она мне так и не ответила.
— Пудинг готов, — донесся голос Робин из кухни.
Уильям наклонился, вынул трубку изо рта и ткнул ею в сторону Нелл.
— Вот почему я попросил Робин позвать тебя сегодня, вот что я хотел тебе сказать: узнай, куда уехала Элиза, и, думаю, ты разгадаешь часть своей загадки. Потому как, где бы она ни была, вернулась она другой.
— Другой?
Старик покачал головой, подбирая слова.
— Изменившейся, непохожей на себя. — Он выдохнул и сжал трубку зубами. — Что-то в ней сломалось, Элиза так никогда и не стала прежней.
Часть третья
Глава 37
Чёренгорб-мэнор, Корнуолл, 1907–1908 годы
В утро, назначенное для возвращения Розы из Нью-Йорка, Элиза пораньше отправилась в тайный сад. Ноябрьское солнце еще стряхивало сон, и тусклого света хватало лишь, чтобы различать траву, серебряную от росы. Девушка шла быстро, скрестив на груди руки, чтобы согреться. Ночью был дождь, и повсюду стояли лужи. Она, как сумела, обогнула их, затем открыла скрипящие ворота лабиринта и вошла внутрь. Среди плотных живых изгородей было еще темнее, но Элиза смогла бы пройти через лабиринт даже во сне.
Обычно она любила краткий миг сумерек, когда заря сменяет ночь, но в то утро была слишком занята, чтобы обращать на них внимание. Элиза боролась со своими чувствами с тех самых пор, как получила письмо Розы с объявлением о помолвке. Острый шип зависти поселился в ней, отказываясь оставить в покое. Каждый день, обращаясь мыслями к Розе, она перечитывала письмо и воображала будущее. Страх покалывал ее изнутри, наполняя своим смертельным ядом.
Письмо Розы изменило для Элизы цвет мира. Как калейдоскоп из детской, который так восхитил ее в первый приезд в Чёренгорб, один поворот — и те же самые стеклышки выстроились в совершенно новую картину. Всего неделю назад она была в безопасности, уверенная, что они с Розой неразрывно связаны, а сейчас вновь осталась одна.
Когда она вошла в тайный сад, первый свет сочился сквозь редкий осенний полог. Элиза набрала воздуха в грудь. Она пришла в сад, потому что больше, чем когда-либо, нуждалась в его магии — здесь ей всегда становилось спокойнее.
