— В его чувствах я уверена. Он ни разу не упустил возможности сходить со мной в гости. И вовсе не потому, что ему нравятся мои друзья. Напротив, он впрямую заявлял, что они — сборище избалованных слюнтяев. — Она уверенно кивнула. — Нет, он любит меня. А я его.
— Нет, — сказала Ханна с такой твердостью, что Эммелин вздрогнула. — Он не для тебя.
— Почему ты так решила? Ты ведь почти его не знаешь!
— Я знаю этот тип мужчин. Во всем виновата война. Она забирает совершенно нормальных молодых людей и возвращает их совсем другими. Сломанными.
Я вспомнила Альфреда, ту ночь на лестнице, в Ривертоне, когда ему не давали покоя духи прошлого. И тут же усилием воли выбросила его из головы.
— А мне все равно, — уперлась Эммелин. — Это даже интересно. Я бы заботилась о нем. Выхаживала.
— Такие мужчины просто-напросто опасны! — не выдержала Ханна. — Их не вылечить! Они такие, какие они есть. — Она с трудом перевела дух. — У тебя полным-полно других поклонников. Почему бы не обратить внимание на одного из них?
Эммелин упрямо мотала головой.
— Так будет лучше, поверь. Обещай, что попробуешь.
— Я не хочу.
— Ты должна.
Эммелин смотрела в сторону, и я вдруг заметила в ее взгляде что-то новое: жесткое, взрослое.
— Извини, Ханна, но это не твое дело, — четко выговорила она. — Мне уже двадцать. И я сама решу, как мне жить. В мои годы ты вышла замуж, и, видит бог, не спрашивала ничьего разрешения.
— Это вовсе не то же самое…
— Я больше не нуждаюсь в старшей сестре, которая следит за каждым моим шагом. — Эммелин передохнула и поглядела Ханне в глаза. Голос ее смягчился. — Давай договоримся, что с этой минуты мы станем жить каждая своей жизнью. Что скажешь?
Ханне, по большому счету, сказать было нечего. Она молча кивнула, вышла и плотно притворила за собой дверь.
* * *
Накануне отъезда в Ривертон я упаковывала одежду Ханны. Сама Ханна сидела у окна, глядя на парк в сгущавшихся сумерках. Когда на улицах загорелись фонари, она повернулась ко мне и спросила:
— Ты когда-нибудь любила, Грейс?
Вопрос застал меня врасплох. О да, самое время…
— Не… не могу сказать, мэм.
Я уложила лисью накидку на дно большого чемодана.
— Если бы любила, ты бы знала.
Я старалась не смотреть ей в глаза. Старалась, чтобы голос звучал бесстрастно, в надежде, что это заставит Ханну сменить тему.
— Тогда, наверное, нет, мэм.
— Может быть, тебе и повезло. — Ханна опять отвернулась к окну. — Настоящая любовь — страшная болезнь.
— Болезнь, мэм?
На самом деле, так оно и есть, у меня без конца душа болела.
— Раньше я этого не понимала. Почему об этом пишут в книгах, пьесах. Стихах. Почему нормальные, разумные люди вдруг начинают выкидывать всякие глупости.
— А теперь, мэм?
— А теперь понимаю, — тихо ответила Ханна. — Это просто недуг. Ты подхватываешь его совершенно неожиданно. И лекарства не существует. А в самых тяжелых случаях он смертелен.
Я на секунду закрыла глаза — голова закружилась.
— Не может быть, чтобы смертелен, мэм.
— Наверное, ты права, Грейс. Я преувеличиваю. — Ханна снова повернулась ко мне и улыбнулась. — Вот видишь, я живой пример. Веду себя, как героиня какого-нибудь бульварного романа.
Ханна замолчала. Впрочем, мысли ее, видимо, текли все в том же русле, потому что она вдруг сказала:
— Странно… Знаешь, Грейс, я почему-то всегда думала, что вы с Альфредом…
— Нет-нет, мэм, — быстро перебила ее я. Даже чересчур быстро. — Мы с Альфредом только друзья.
В кожу будто тысячу горячих игл вогнали.
— Правда? — Ханна поразмыслила. — И почему это я решила по-другому…
— Не могу сказать, мэм.
Ханна внимательно смотрела на меня, поигрывая шелковой накидкой. Усмехнулась.
— А ведь я тебя смутила.
— Вовсе нет, мэм. Просто… — Пришлось сказать полуправду. — Я вспомнила о недавнем письме из Ривертона. Удивительное совпадение, что вы именно сейчас упомянули Альфреда.
— Почему?
— Вы помните мисс Старлинг, мэм? — Я уже не могла остановиться. — Ту, что работала у вашего отца?
Ханна нахмурилась, припоминая.
— Худощавую женщину с бесцветными волосами? Ту, что вечно ходила с кожаной сумочкой?
— Да, мэм, ее. — Я будто смотрела на себя со стороны, удивляясь, как это мне удается так ловко изображать беззаботность. — Они с Альфредом поженились, мэм. Еще и месяца не прошло. Живут в Ипсвиче, у Альфреда свое дело, что-то там с электричеством. — Я закрыла чемодан и кивнула, не поднимая глаз. — А теперь, если вы не против, мэм, я спущусь вниз, у мистера Бойли наверняка есть для меня работа.
* * *
Я закрыла за собой дверь и наконец-то оказалась в одиночестве. Зажала рот руками. Зажмурила глаза. Плечи тряслись, в горле что-то попискивало.
Тело обмякло, я сползла по стене и вжалась в нее, отчаянно желая исчезнуть, слиться с этой стеной, с полом, раствориться в воздухе.
Я сидела, не двигаясь. Смутно знала, что Тедди или Дебора найдут меня, когда придет время расходиться по спальням. Позовут мистера Бойли, чтобы утащил меня куда-нибудь. Ну и пусть. Все равно. Я не испытывала ни стыда. Ни чувства долга. Кому все это нужно? Кому теперь все это нужно?
И тут в кухне что-то зазвенело. Разбилось. У меня перехватило дыхание. Глаза открылись. Реальность нахлынула на меня, переполняя, затапливая.
Как это — кому нужно? Ханне нужно. Сейчас я необходима ей больше, чем когда-либо. В Ривертоне, вдали от Робби.
Я прерывисто вздохнула. Встряхнулась, расправила плечи. Попыталась прийти в себя.
Много ли проку от служанки, которая так жалеет себя, так раскисла от собственных печалей, что чуть не пренебрегла своими обязанностями?
Я отлепилась от стены, оправила юбку, одернула манжеты. Вытерла глаза.
Я — камеристка. Не какая-нибудь там бестолковая горничная. На меня можно положиться. Минуты слабости бывают у всякого, но это только минуты.
Я снова вздохнула. Глубоко. Решительно. Кивнула сама себе и твердыми шагами пошла по коридору.
И поднимаясь по лестнице в свою спальню, я усилием воли захлопнула в душе заветную дверь, за которой так ненадолго мелькнули дом, муж и нерожденные мною дети.
У СЕБЯ В ГОСТЯХ
Урсула пришла, как обещала. По извилистой дороге мы едем в Саффрон-Грин. Скоро повернем — у знака, зазывающего туристов в Ривертон. Я гляжу на Урсулу, она мимоходом улыбается мне и тут же снова переключает внимание на дорогу. Если у нее и были опасения по поводу нашей поездки, то она решительно их отмела. Сильвия тоже была не в восторге, но согласилась ничего не говорить старшей медсестре и в случае чего нейтрализовать Руфь. Наверное, понимает, что мне осталось совсем немного и бояться за мое здоровье по большому счету бессмысленно.
