— Покажи мне ее.
Он оплатил счет, они вышли из зала, двинулись в бар и остановились в дверях. Экслер стоял за спиной Пиджин, обнимая ее сзади. Он чувствовал, как она дрожит от волнения, глядя на девушку у стойки, и ее дрожь передалась ему. Как будто они стали одним существом, охваченным безумным желанием.
— Она тебе нравится? — прошептал он.
— Похоже, ее можно завести с пол-оборота. Видно, что готова вступить на скользкий путь и способна на любое бесстыдство.
— Видно, что тебе хочется отвезти ее домой.
— Она, конечно, не Лара, но сойдет.
— А что, если ее стошнит в машине?
— Думаешь, к тому идет?
— Она тут давно уже сидит. Если вырубится у нас дома, как будем от нее избавляться?
— Убьем, и дело с концом, — отрезала она.
Все еще крепко прижимая к себе Пиджин, он громко предложил девушке у стойки:
— Вас подвезти, юная леди?
— Трейси.
— Вас подвезти, Трейси?
— Я на машине.
— Но в состоянии ли вы вести ее? Я могу подбросить вас домой.
Пиджин просто трепетала у него в руках. Она похожа на кошку, подумал он, на кошку перед прыжком, а еще на сокола, за секунду до того, как он взлетит с запястья сокольничего. Зверь, которого ты можешь контролировать — пока не отпустишь. И еще он подумал, что снимает для нее Трейси так же, как прежде покупал новую одежду. С Ларой они были такими храбрыми потому, что никакой Лары не предвиделось, а значит, не приходилось опасаться последствий. Тут совсем другой случай. Его вдруг осенило, что он все полномочия передал Пиджин.
— Меня муж может довезти, — сказала Трейси.
Он еще раньше заметил, что у нее на пальце нет обручального кольца.
— Нет, позвольте мы довезем вас. Вам куда?
Трейси назвала городок в двадцати милях к западу.
Бармен, который прекрасно знал, что Экслер живет в противоположной стороне, притворившись глухонемым, занялся своей работой с удвоенным рвением. Благодаря фильмам с участием Экслера почти каждый из девятисот жителей этого захолустного городка знал, кто он такой, хотя лишь немногие имели представление, что свою репутацию он заработал главным образом театральными ролями. Пьяная молодая женщина оплатила счет, сползла с табурета и взялась за свою куртку, готовясь уйти. Она оказалась выше, чем он предполагал, и крупнее — заблудшая, возможно, но не беспризорная. Пышущая здоровьем блондинка, образец телесного изобилия и стандартной нордической привлекательности. В общем и целом, более заурядная, грубоватая версия величественной Луизы.
Он усадил Трейси рядом с Пиджин на заднее сиденье и повез их темными пустыми проселками к своему дому. Получалось, они ее похитили. Его не удивило, что Пиджин так быстро решилась. На нее теперь не действовали запреты, она больше не боялась, как тогда, перед стрижкой, и он уже был захвачен одним тем, что доносилось с заднего сиденья. В спальне Пиджин высыпала на постель свои игрушки, в том числе плетку-девятихвостку из мягких узких полосок черной кожи.
* * *
Экслер гадал, что творится в голове у Трейси. Она садится в машину с двумя незнакомыми людьми, они везут ее неизвестно куда по грязной дороге, а потом высаживают из машины — явно чтобы устроить тот еще цирк. Она, конечно, пьяна, но ведь еще так молода! Неужели не понимает, как рискует? Или мы с Пиджин внушаем такое доверие? Или Трейси именно риска и ищет? Или все-таки слишком пьяна, чтобы бояться? Интересно, ей раньше случалось проделывать что-нибудь подобное? Почему, снова и снова думал он, она идет на это? Просто абсурд какой-то: эта молодая женщина так и плывет к ним в руки, чтобы исполнить все то, о чем они фантазировали вслух в постели насчет Лары. Хотя что, скажите, не абсурдно? Что он больше не способен выходить на сцену? Что двадцать шесть дней провел в психиатрической больнице? Что у него роман с лесбиянкой, которую он помнит младенцем у материнской груди?
Когда мужчина занимается любовью с двумя женщинами сразу, нередко случается, что одна из них, ошибочно или справедливо решив, что ею пренебрегают, садится в уголке и тихонько плачет, сжавшись в комочек. На этот раз, судя по тому, как все началось, плакать в уголке придется ему. Однако, глядя на происходящее с дальнего края постели, Экслер не чувствовал боли и обиды оттого, что о нем забыли. Он предоставил Пиджин командовать и решил не соваться, пока не позовут. Смотреть и не вмешиваться. Первым делом Пиджин надела свою сбрую, закрепила ремни и присоединила дилдо так, чтобы он воинственно торчал. Потом она некоторое время стояла на четвереньках, нависая над Трейси, легко прикасаясь губами к ее губам и соскам, а руками лаская ее груди. Затем она опустилась ниже и мягко вошла в Трейси — проникла в нее пристегнутым ремнями членом. Пиджин не пришлось принуждать Трейси раскрыться. Ни одна не сказала ни слова — ему казалось, что если бы кто-то из них вдруг заговорил, то это был бы какой-то совершенно непонятный ему язык. Зеленый член погружался в распростертую на постели обильную плоть, выныривал и снова погружался — сначала медленно, потом все быстрее и мощнее, и еще, и еще сильнее, — и все выпуклости и впадины тела Трейси двигались в одном ритме с ним. Это не было мягкое порно. Взгляд его вбирал в себя не двух нагих женщин, ласкающих и целующих друг друга в постели. Теперь в этом было нечто опасное — насилие одной женщины над другой. Нечто первобытное происходило в комнате, полной теней, как будто Пиджин магическим образом соединяла в себе шамана, акробатку и животное. Как будто она надела маску на гениталии, фантастическую тотемную маску, сделавшую ее тем, чем она не была в обычной жизни и быть не могла. А сейчас ей дано было сочетать в себе ворону или койота — и одновременно Пиджин Майк. Сердце его часто билось от волнения — это было волнение бога Пана, из чащи следящего за совокуплением зорким похотливым взглядом.
Но это был уже английский, когда Пиджин, которая лежала на спине и проводила маленькой плеточкой по длинным волосам Трейси, взглянула на него и с этой своей детской улыбкой, обнажившей резцы, сказала ему: «Твоя очередь. Развращай ее». Она тронула Трейси за плечо и, прошептав: «Пора менять хозяина», тихонько перекатила большое теплое тело к нему. «Собрались трое детишек, — проговорил он, — и решили поставить пьеску». Теперь был его выход.
* * *
Около полуночи они отвезли Трейси обратно на стоянку рядом с гостиницей.
— И часто вы этим занимаетесь? — спросила она, уютно устроившись на заднем сиденье в объятиях Пиджин.
— Нет, — ответила Пиджин. — А ты?
— Раньше никогда.
— Ну и что ты об этом думаешь? — спросила Пиджин.
— Я не в состоянии думать. Моя голова слишком переполнена всем этим, чтобы думать. Я в полной отключке. Как будто накачалась наркотиками.
— Как это ты решилась? — спросила Пиджин. — По пьянке?
— Все дело в твоей одежде. В том, как ты выглядела. Я решила, что мне нечего бояться. Скажи, он актер? — спросила Трейси у Пиджин, как будто Экслера и не было в машине.
