— Дорогой мистер Трикитак, — ласково проговорили за окном. — В городе болтают, что завтра вы едете на ярмарку в Честерфилд за тремя килограммами шерсти, баночкой бриолина и стиральным корытом.
У Пэна зачесалось левое ухо.
— Вообще-то, миссис Буль, мне нужна садовая лейка, но, если вы так просите, я могу привезти три кило шерсти…
— На шарф мистеру Булю!
— …коробочку бриолина…
— Для усов мистера Буля!
— …и стиральное корыто.
— Для стирки носков мистера Буля! — в восторге закончила женщина. — Какой вы милый, дорогой мистер Трикитак! Денег, правда, я с собой не захватила, но это не беда, мы расплатимся потом.
— Целую ручки, — кисло промямлил Пэн.
Миссис Буль послала ему воздушный поцелуй и исчезла.
Через десять минут в дверь постучали. На пороге стоял белый аист Селим и протягивал Пэну в клюве записку. Трикитак прочитал:
«Хеллоу, Пэн, приятель!
Говорят, вы едете в Честерфилд за дюжиной новорожденных черепашек и тремя дюжинами пиявок.
Буду признателен вам, приятель, если вы и мне захватите немного.
Преданный Сэндерлен-Али-Мирза-Шерлок».
Пэн повертел в руках записку: «Бедный ПРЕДАННЫЙ Шерлок, кто его ПРЕДАЛ? Какие-то жестокие люди… Нет, я его не предам!»
И он написал на оборотной стороне записки:
«Дорогой Али!
С удовольствием привезу вам пиявок и черепах, тем более что мне нужна садовая лейка.
Берегите себя.
Ваш верный друг Пэн Трикитак».
Селим взял записку и, важно ступая, вышел за калитку. Трикитак сел за стол и вдруг увидел, что по кирпичной дорожке между клумбами к дому идет с большим сачком и ангорским котом под мышкой сэр Уотлиб Чарли. Пэн вскочил со стула, заметался по комнате и наконец залез под софу.
— Бабилонья, тсс! — сказал он своей любимой таксе.
Открылась дверь, и Пэн увидел башмаки сэра Уотлиба. Потом на пол прыгнул кот — Боб или Самюэль, Пэн не разобрал из-под софы.
— Мистер Трикитак! — позвал сэр Уотлиб Чарли дребезжащим голоском. — Где вы, мистер Трикитак? Я пришел к вам с ПРОСЬБОЙ. «Не с ПРОСЬБОЙ, а с Самюэлем, — подумал Пэн, лежа под софой. — Старик совсем рехнулся, забыл, как собственного кота зовут…»
Наступило молчание.
— Ну что ж, — сказал знаменитый стрекозовед. — Я пришел к заключению, что вас нет дома.
— Вы пришли не к ЗАКЛЮЧЕНИЮ, а ко мне, Пэну Трикитаку! — сердито сказал Пэн из-под софы.
— Здравствуйте, голубчик! — обрадовался сэр Уотлиб Чарли. Он нагнулся и своим большущим сачком вытащил Пэна из-под софы. — Ну конечно, я пришел к вам, просить вас о том, чтобы, когда вы поедете на ярмарку в Честерфилд за двумя фунтами сала и тремя застекленными витринами для коллекции стрекоз…
— Хорошо! — сказал Пэн в отчаянии. — Но лично мне нужна садовая лейка.
— Какой вы милый, молодой человек! — восхитился сэр Уотлиб. — Как вы добры! Вы будете жить в моем сердце!
— Зачем? — удивился Трикитак. — Что, мне жить негде? Вон какой у меня дом!
— Так я могу надеяться на сало для Боба и Самюэля и на витрины для коллекции? Ах, голубчик, у меня КАМЕНЬ С ДУШИ СВАЛИЛСЯ!
— Он не ушиб вам ноги? — забеспокоился Трикитак. — А сколько стоят эти самые… витрины?
— Чепуха какая-нибудь, голубчик, мы после рассчитаемся. — И сэр Уотлиб Чарли поймал сачком кота Самюэля, взял его под мышку и вышел.
Трикитаку уже не хотелось сочинять стихи. Он лег на софу и стал смотреть в потолок. Это было совсем неинтересное занятие, но почему-то ничего другого делать Пэну не хотелось. И вдруг зазвонил телефон.
— Послушайте, сэр! — Он узнал голос Смита. — Бурую, двурогую, со звездой во лбу! Понятно?
— Непонятно, — сказал Пэн, чувствуя, что ВЫХОДИТ ИЗ СЕБЯ.
Он побоялся, что не найдет обратной дороги, крепко зажмурился, тряхнул головой и ПРИШЕЛ В СЕБЯ опять.
— Разве вы не едете в Честерфилд за коровой? — спросил Смит. — За бурой, со звездой во лбу?
— Нет, за коровой поедете вы, — твердо сказал Пэн. — А насчет звезд — я люблю их в небе, а не в коровьем лбу. — И он повесил трубку.
Эсквайр Смит примчался через две минуты.
— Я возмущен, сэр! — крикнул он с порога. — Вам трудно привезти из Честерфилда какую-то несчастную корову?!
— Зачем же я стану привозить НЕСЧАСТНУЮ? — резонно заметил Пэн. — Поезжайте сами и привезите себе СЧАСТЛИВУЮ корову!
Тогда Смит от огорчения затопал ногами и крикнул:
— Я оскорблен, сэр! Я обижен до глубины души! — И он хотел хлопнуть дверью, но тут Пэн, зная, что глубина души у эсквайра бездонная, опомнился и, протянув к другу обе руки, нежно сказал:
— Смит, дружище, я столько лет мою после вас тарелки!
Эсквайр, прослезившись, бросился к Пэну, и они обнялись крепко-крепко.
— Почему бы нам не поехать в Честерфилд вместе? — сказал Пэн. — Вы себе купите бурую корову со звездой во лбу, а я… я куплю себе… — И Пэн набрал побольше воздуха в грудь. — Таз для варенья немного кабачковой рассады дюжину полуметровых спиц поливочный шланг два мешка удобрений три кило шерсти баночку бриолина стиральное корыто два фунта сала три застекленные витрины дюжину новорожденных черепашек три дюжины отборных пиявок!!!!! И садовую лейку.
— И еще трещотку и коробочку пистонов для игрушечной пушки, — сказал кто-то. Друзья обернулись. На подоконнике сидел Джонни. Он болтал ногами и улыбался во всю свою конопатую рожицу.
— Зачем тебе пистоны для пушки? — спросил Пэн, стаскивая мальчишку с подоконника.
— Как зачем?! — воскликнул Джонни. — В бабушку стрелять!
На следующее утро, позавтракав, друзья собрались в Честерфилд.
— Ну, — сказал Смит, — присядем на дорожку.
— Зачем НА ДОРОЖКУ? — удивился Пэн. — Стульев сколько угодно!
Они присели на стулья, помолчали и наконец отправились в Честерфилд. Темно-зеленый пригородный поезд, фыркая и отдуваясь, привез их в Честерфилд к полудню.
— А знаете, сэр, — заметил эсквайр Смит, когда они добрались до ярмарочной площади. — Не пообедать ли нам сначала? Нет ли здесь какого-нибудь трактира поблизости?
