Вот идиот! — вслух произнес он и полез в карман за
записной книжкой, которую вытащил из куртки Шугайло. Затем снова уселся в
качалку и открыл книжку. На первый взгляд книжка как книжка, затрепанная, с
множеством бумажек, вложенных в нее. Для начала Петька решил изучить именно эти
бумажки. Он достал из кармана свою записную книжку и принялся методично
переносить на чистые листки то, что было на этих бумажках. Их оказалось семь.
На одной был записан чей-то адрес, не в Москве, а в Сергиевом Посаде. Фамилии
не было. На второй значилось: К. — 120 тыс., Л. — 300 тыс., А. —
200 тыс. Это Петька не стал переписывать. На третьей бумажке был начерчен
какой-то план. На всякий случай Петька его перерисовал. Открыв четвертую бумажку,
он чуть не вскрикнул! Там было написано: «Марина» и номер телефона. Неужели
повезло? Но ведь Марина такое распространенное имя! Петька принялся листать
книжку, ага, буква М. Миронов, Матюшин, Мисина, Маша, Марина! И совсем другой
номер телефона. Час от часу не легче. Петька переписал телефоны обеих Марин и
решил поискать еще какую-нибудь Марину на другие буквы. Так, А… Ничего. Б. Тоже
ничего. В. Так, Васюткина М. Это может быть и Мария, и Маргарита, и Мила, и
какая-нибудь Мура… На всякий случай он выписал четыре такие М. Кроме
Васюткиной, там имелись еще Зайцева, Круглова и Вайнштейн. Но Вайнштейн вполне
мог оказаться и Михаилом, и Моисеем, и Митрофаном. Петька просмотрел оставшиеся
бумажки, но там ничего интересного не было. Ну, кое-что все-таки прояснилось!
Сегодня он освободит Яну, а завтра займется спасением Марины! Петька чувствовал
себя настоящим рыцарем. Петр Львиное Сердце. Здорово звучит! Жалко, никому
нельзя сказать, засмеют.
— Петька едва не заснул в качалке. Куда ж они
запропастились? А вдруг Яны нет дома? Вот было бы здорово! Хотя нет, ведь тогда
он не спасет ее! Так неинтересно!
— И вот у дома затормозила машина. Петька осторожно
выглянул в окно. Из рыжих «Жигулей» выскочил парень, конечно же, это Глеб, и
открыл ворота. Машина въехала на участок, Глеб закрыл ворота и подбежал к
машине, открыл заднюю дверцу и помог выйти Яне, а за нею и Семенычу, немолодому
грузному мужику, с которым Яна была скована наручником. Петька мгновенно исчез
в своем убежище. Оттуда ему было все отлично слышно.
— Проходите, проходите, дамочка. Не волнуйтесь, мы вам
никакого вреда не причиним. Пока, — ласково говорил Семеныч.
— Не понимаю, зачем вы меня похитили? Какой вам смысл?
За меня некому заплатить выкуп. А у меня самой денег кот наплакал. Знаете,
какие гроши платят нынче за художественный перевод? Только не сдохнуть с
голоду.
— «Ну и Яна!» — восхитился Петька. Какое присутствие
духа!
— А как же ваш друг сердечный, господин Русанов? Он
разве не заплатит за вас?
— Русанов? С какой это стати он будет за меня платить?
Кто я ему? Одна из многих переводчиц, которые работают на его издательство!
Зачем я ему?
— У нас, дамочка, другие сведения.
— Не знаю я, какие у вас сведения, только Борис
Валентинович за меня и рубля не даст!
— Он что же, такой сквалыга? Неужто он не выкупит такую
очаровашку?
— Знаете, на всех очаровашек ни у кого денег не хватит.
Если вам нужны деньги, так взяли бы лучше его брата, Русанов в нем, говорят,
души не чает!
— А вот это уж наше дело! И потом, с чего вы взяли, что
нам нужен выкуп?
— А что? Что вам нужно?
— Успокойтесь, — раздался голос Глеба, — нам
лично от вас ничего не нужно, но вот наш шеф… Он вечером приедет и тогда сам со
всем разберется, и с вами в том числе.
— Я уже поняла — вы украли меня, чтобы так или иначе
влиять на Русанова. А с чего вы взяли, что на него это подействует? Уверяю вас,
меня с Русановым связывают чисто деловые отношения.
— Да ладно, всей Москве известно, что он постоянно у
вас бывает.
— Да, он часто заезжает ко мне, потому что у меня дома
отличная библиотека американской фантастики. Ее собрал мой покойный муж. К тому
же я подбираю для Русанова новые книги, рецензирую их, а он человек
воспитанный, любезный, и не вынуждает меня таскаться к нему в издательство, оно
ведь находится у черта на куличках.
— Вас неоднократно видели с ним в театрах и ресторанах.
— Ну и что? — стояла на своем Яна.
— Петька был потрясен ее храбростью. Он думал, она
будет в полуобмороке от страха, а она… Да… Не слабо!
— Вот что, дамочка. Вы можете навешать нам на уши хоть
кастрюлю лапши, но разбираться с вами будет шеф. И хватит мне мозги
компостировать. Голова уже разболелась от вашего трепа. Ишь, развоевалась!
Слышь, Шуга, давай-ка пластырь. Залепим дамочке ротик, а то разговорчивая
больно, и в подвал ее. До приезда шефа.
— Нет, Семеныч, не надо пластырь, — сжалился над
Яной Глеб. — Вон у нее кожа какая нежная, давай по старинке ей кляп
воткнем, и все дела. А то вдруг и впрямь что не так, шеф с нас три шкуры
спустит!
— Эх, Глебчик, один раз тебя твоя доброта уже подвела!
Ну, да ладно!
— Эй, что вы собираетесь делать! — воскликнула
Яна. — Я не хо…
— Ну вот, теперь потише будет, — с удовлетворением
произнес Семеныч. — И ручонки тебе скрутим немножко, чтоб не вытащила
кляп. Пошли, Глеб, отведем дамочку в подвал, самое лучшее место для нее.
«Все пропало!» — ужаснулся Петька. Со связанными руками Яна
не найдет записку, которую он оставил ей на топчане под одеялом, записку, в
которой он подбадривал ее, обещая непременно вытащить из подвала. И не узнает,
что у нее есть друг, что он поблизости. Интересно, они сковали ей руки
наручниками или же просто связали веревкой?
— Ну вот и все, теперь она никуда от нас не
денется, — с облегчением сказал Семеныч.
— Петька совсем было расстроился, но потом вспомнил о
той своей находке… Дело в том, что, обшаривая дом, он нашел в аптечке пузырек с
нембуталом, довольно сильным снотворным, которое он не раз видел у бабы Мани.
Несколько таблеток в бутылку фанты, еще несколько в открытый пакет томатного
сока… Скорее бы они сели обедать!
— Глеб, а я опять жрать хочу! Тушенку будешь?
— Да ну ее, с души воротит.
— Слышь, Глеб, тут что-то странное в холодильнике!
— Мышь, что ли?
— Какая, к черту, мышь! Я могу башку дать на отсечение:
когда давеча яичницу жарил, в холодильнике десяток яиц был!
— А теперь стало два десятка? — насмешливо
отозвался Глеб.
— Жди, так не бывает! А только хошь верь, хошь неверь,
их теперь семь!
— Слушай, Семеныч, чего ты мне голову морочишь? Куда
три яйца делись?
— Вот то-то и оно! Боюсь, тут кто-то был. Или еще того
хуже…
— Что?
— Домовой!
— Домовой? Ну ты даешь, старый! — расхохотался
Глеб. — Домовой! Родной, у тебя пуля в голове!
