Когда я рассказывал о некоторых особенно неприятных моментах своей жизни, мама смотрела на меня с неподдельным ужасом, как, наверное, смотрела бы любая мать на своего сына.
— Тогда в баре я чувствовала, что у тебя проблемы, но и подумать не могла, что все так плохо, — сокрушалась она. В маминых глазах блестели слезы.
По большей части она слушала меня, уткнувшись в ладони, и лишь время от времени повторяла: «Почему?»
— Почему ты не сказал мне, что потерял паспорт?
— Почему не позвонил и не попросил помочь?
— Почему не пришел к отцу?..
Естественно, она винила во всем себя.
Твердила, что подвела меня, но я постарался убедить маму, что она тут ни при чем. Я сам себя подвел. И больше тут некого винить.
— Не ты решила, что твой сын будет спать в картонных коробках и каждый вечер получать по морде. Это я решил, — сказал я.
От моих слов мама только сильнее расплакалась.
После того как был разбит первый лед, общаться стало куда проще. Мы делились воспоминаниями о прошлом, о моем детстве в Австралии и в Англии. Теперь мне было легко говорить маме правду. Я рассказал, что в то время постоянно чувствовал, будто она где-то далеко, хотя она в тот момент могла сидеть в соседней комнате. И еще поделился мыслью, что вечные переезды и череда постоянно меняющихся нянь, скорее всего, повлияли на меня не лучшим образом. Эти слова маму заметно расстроили, хотя она и попыталась возразить, что лишь старалась обеспечить нам крышу над головой и средства к существованию. Я понимал ее, и все же хотел, чтобы тогда она чаще была рядом.
Мы разговаривали не только о грустном — в маленьком доме у реки нередко раздавался наш смех. Вспоминая, как мы ругались, когда я был подростком, мы улыбались, признавая, что все-таки очень похожи.
— Это было столкновение двух сильных личностей, — улыбалась мама. — Я сильная личность, и ты тоже. Это у тебя от меня.
Но большую часть времени мы все-таки говорили о настоящем, а не о прошлом. Мама забросала меня вопросами о реабилитации. Ее очень интересовало, чего я хочу достичь теперь, когда с наркотиками практически покончено. Я объяснил, что пока не задумывался об этом, предпочитая делать по одному шагу за раз. Если мне повезет, через год я окончательно перестану зависеть от препаратов.
Иногда мама просто сидела и слушала, чего мне очень не хватало, когда мы жили вместе. Впрочем, наверное, она тоже нуждалась в понимании и внимании с моей стороны. Думаю, за этот месяц мы узнали друг друга лучше, чем за последние десять лет. И стали ближе, чем когда-либо.
Во время наших разговоров я часто упоминал Боба. Я привез в Австралию фотографию рыжего и показывал ее всем, кому было интересно.
— Умный кот, — улыбнулась мама, увидев ее в первый раз.
— Еще какой! — ответил я, светясь от гордости. — Не знаю, что бы со мной стало, если бы не Боб.
Я ни разу не пожалел о том, что приехал в Австралию. Здесь я наконец собрался с мыслями, оглянулся на свое прошлое и начал думать о том, чего хочу от будущего.
Какая-то часть меня страстно желала вернуться сюда насовсем. В Австралии жила моя семья. И здесь было куда больше людей, готовых помочь и поддержать. Но я ни на секунду не забывал о Бобе, которому без меня придется очень непросто. Как и мне без него. Поэтому я не задумывался о переезде всерьез. И в начале шестой недели моего австралийского отпуска я принялся готовиться к возвращению в Англию.
На этот раз я попрощался с мамой так как положено. Она проводила меня в аэропорт и махала рукой до тех пор, пока я шел к самолету. Я должен был лететь в Мельбурн, чтобы повидать крестных. Они сыграли немаловажную роль в моей жизни. Раньше эти люди владели крупнейшей частной телекоммуникационной компанией в стране, они открыли для Австралии радости общения при помощи пейджеров, поэтому в какой-то момент были очень богаты. В детстве мне нравилось бывать у них в поместье, я даже жил там некоторое время, когда мы с мамой совсем не ладили.
Крестные отреагировали на мою историю точно так же, как она: они были шокированы. Первым делом они предложили помочь мне деньгами и обещали найти работу в Австралии. Но я сразу сказал, что должен вернуться в Лондон.
Обратное путешествие вышло куда менее насыщенным событиями. А я не только чувствовал себя гораздо лучше и здоровее, но и выглядел значительно приличнее, судя по тому, что уже не привлекал внимание таможенников или сотрудников миграционного контроля. Отдохнувший, обновленный, я проспал большую часть дороги.
Мне не терпелось увидеть Боба, хотя я и переживал, что за шесть недель кот мог сильно измениться или вовсе меня забыть. Как оказалось, я зря волновался. Едва я переступил порог квартиры Бэлль, рыжий вскочил с дивана и помчался ко мне со всех ног, задрав хвост. Я привез ему подарки — несколько маленьких плюшевых кенгуру. Когда мы отправились домой, кот по своему обыкновению забрался ко мне на плечи. В тот же миг мы забыли о шести неделях разлуки. Снова мы с Бобом были одни против всего мира. Как будто я никуда не уезжал.
Глава 19
Начальник станции
Австралия помогла мне оправиться морально и физически. Вернувшись в Лондон, я чувствовал себя увереннее, чем когда-либо за последние годы, и смотрел в будущее с надеждой. Но, только воссоединившись с Бобом, я обрел душевное равновесие. Там, в Тасмании, мне казалось, что частичка меня осталась в Лондоне. Теперь же в моей душе воцарилась гармония.
В нашу жизнь вскоре вернулся прежний порядок; как и раньше, мы все делали вместе. Но хотя с тех пор, как я встретил рыжего под дверью в подъезде, прошло почти два года, он не уставал меня удивлять.
В Австралии я постоянно вспоминал Боба и все время повторял всем, какой умный и сообразительный кот мне достался. Держу пари, люди нередко смотрели на меня как на психа. «Кот не может быть умным», — наверное, думали они. Но через пару недель я понял, что умный — это еще слабо сказано!
Прожив два года в квартире, рыжий так и не сумел побороть неприязнь к лотку. Я купил для него несколько штук, но они уже много месяцев пылились в кухонном шкафу. Признаюсь, мне порядком надоело бегать с котом во двор и обратно каждый раз, когда ему хотелось облегчиться в кустах. Но за несколько месяцев до поездки в Австралию я заметил, что Боб просится на улицу уже не так часто.
Сначала я решил, что у кота проблемы со здоровьем, и отвел его к знакомым ветеринарам с Айлингтон-Грин. Они сказали, что с ним все в порядке, и объяснили, что, возможно, у Боба с возрастом просто поменялась скорость обмена веществ.
Но правда была куда прозаичнее — и куда веселее! Однажды утром, вскоре после возвращения из Австралии, я проснулся в шесть тридцать утра — для меня это очень рано. Мои биологические часы все никак не могли прийти в норму. Я вылез из кровати и, едва разлепив глаза, побрел в туалет. Дверь была приоткрыта, оттуда доносилось тихое журчание. «Странно», — сонно подумал я, решив, что кто-то пробрался в квартиру, чтобы воспользоваться нашими удобствами. Но когда я заглянул внутрь, то на мгновение потерял дар речи: на унитазе сидел мой кот собственной персоной.
