Он что-то проделывал с лицом — расширял глаза, отвешивал челюсть. Шутливо сказал: Кажется, она мне не попадалась.
Я сказал: Хотите «пингвиний» перевод посмотреть? У меня с собой.
Он сказал: Давай.
Я расстегнул рюкзак и достал перевод Магнуса Магнуссона. Исландский словарь стоит около £ 140 + я сказал Сибилле, что мы этого себе позволить не можем.
Я раскрыл книжку. Сказал: Тут всего пара страниц, и отдал ему.
Он листал и, читая, усмехался. Наконец вернул мне книжку.
И в самом деле, обхохочешься. Надо бы мне тоже купить. Спасибо.
Я сказал: Но перевод не очень похож на исландский оригинал. Трудно вообразить, чтобы викинг говорил я хочу попросить тебя, чтобы ты не вмешивался в наш разговор. По-исландски там Vil eg nú biðja þig Skarphéðinn að þú létir ekki til þín taka um tal vort. Хотя, конечно, у исландских слов не такой регистр, как у английских англосаксонского происхождения, потому что они не противопоставляются регистру латинизированного вокабуляра.
Он сказал: Ты знаешь исландский?
Я сказал: Нет, я только начал. Поэтому мне и нужен перевод.
Он сказал: А это не жульничество?
Я сказал: Это сложнее, чем со словарем.
Он сказал: Тогда, может, лучше со словарем?
Я сказал: Словарь стоит £ 140.
Он сказал: £ 140!
Я сказал: Ну, это разумно, спрос-то невелик. Его учат в университетах, если вообще учат; если тебе надо что-нибудь на исландском, можно только специально из Исландии заказать; кто будет покупать словарь? Если бы широкие слои населения внезапно проявили интерес, может, цена и упала бы или хоть библиотеки им бы обзавелись, но у людей же не разовьется интерес к тому, о чем они даже не слышали.
Он сказал: А у тебя как развился интерес?
Я сказал: Я читал какие-то «пингвиньи» переводы, когда был помладше. Я сказал: Интересно, что, согласно классической работе Хейнсворта о Гомере + эпическом цикле, якобы знак превосходства Гомера — богатство и широта, + однако, похоже, исландская сага прекрасна своим минимализмом. Можно сказать: ну ведь Шёнберг напрасно считал японские гравюры примитивными и неестественными — почему он ошибался?
Он опять шутливо распахивал глаза. Он сказал:
Я так понимаю, ты читал мою книгу.
Я не знал, что сказать.
Я сказал:
Я читал все ваши книги.
И он сказал: Спасибо.
Он сказал: Я серьезно. Мне давно не говорили ничего приятнее.
Я подумал: Сил никаких нет.
Я подумал про трех Узников Судьбы. В любую секунду можно встать и выйти за дверь. Я хотел выйти за дверь и хотел рассыпать намеки. Хотел упомянуть Розеттский камень и посмотреть, как до него доходит. Я не знаю, что хотел сказать.
Я уже собрался было что-то сказать, и тут увидел на полке «Птолемеевскую Александрию» Фрейзера. И простодушно воскликнул:
Ой, у вас есть «Птолемеевская Александрия»!
Он сказал:
Зря купил, конечно, но не устоял.
Я не спросил, откуда он о ней узнал. Наверняка кто-нибудь сказал ему, что это блистательная научная работа, которая должна быть в каждом доме.
Я сказал:
Ну, это замечательная книга.
Он сказал:
Мне от нее мало проку. А ты знаешь, что существовала греческая трагедия про Бога и Моисея? Там в конце она есть, но вся по-гречески.
Я сказал:
Хотите, я вам почитаю?
Он сказал:
Ой…
и сказал:
Ну да, почему нет?
Я взял с полки том II и начал читать, где Бог ямбическим триметром говорит Простри рукою жезл твой
[98]
, и по ходу переводил, а прочтя три строки, заметил, что ему скучно и он потрясен.
Я сказал:
В общем, вы поняли.
Он сказал:
Сколько тебе лет?
Я сказал, что 11. Сказал, в этом пассаже ничего нет сложного, любой прочтет, если поучит язык несколько месяцев, а я греческий много лет знаю.
Он сказал: Боже мой.
Я сказал, что это все ерунда, Дж. С. Милль начал учить греческий в три года.
Он сказал: А ты когда начал?
Я сказал: В 4.
Он сказал: Боже мой.
Потом сказал:
Прости, не хотел тебя смущать, но у меня самого дети.
Я смотрел в «Птолемеевскую Александрию» и думал: надо что-то сказать. Я сказал: А их вы чему учили? и он сказал, что формально ничему, но он сейчас о том, что они смотрят «Улицу Сезам» и это примерно их уровень. В форзаце лежал листок. Я сказал: А это что?
Он сказал: Узнаёшь?
и я подумал: Выходит, он знает
и я подумал: Откуда он знает?
Я сказал: Что узнаю?
Он сказал: Это из «Илиады». Я думал, ты узнаешь. Мне это подарили.
Я сказал: А, ну конечно.
Я сказал: Так вы это прочли?
Он сказал: Все никак не соберусь.
Он сказал: По-моему, она мне подсознательно напоминает про латынь.
Я сказал: Про латынь?
Он сказал: Нам в школе год преподавали латынь, и почти все это время я прокурил за велосипедным сараем.
Я сказал, что мне говорили, будто стоящие вещи на латыни не оценить по достоинству лет до 15, так что, может, проблема была с текстами.
Он сказал: Мы, по-моему, до текстов даже не добрались. Я только помню, что в первый день учитель написал на доске какое-то существительное, именительный-родительный, трали-вали. И такая это была бессмыслица. Ты посмотри на романские языки. Насколько я знаю, они все выкинули падежные окончания, потому что носители не хотели время зря тратить. И я все думал: зачем мне тут сидеть и учить эту языковую ошибку эволюции?
Говоря все это, он широко улыбался, и еще сказал, что эта штука, которая погнала его из класса курить за велосипедным сараем, а не сидеть и зубрить падежные окончания, пожалуй, больше всего помогла ему добиться успеха, если это можно назвать успехом.
Я посмотрел на листок, который заканчивался надеюсь тебе понравилось Пора бежать — С[нечитабельная закорюка].
Я подумал: Мой отец — Вэл Питерс.
Он сказал: Но все-таки надо собраться и прочесть, она очень старалась, видно же.
Он сказал: Я даже рад, что на моих не давили и не заставили начать рано, они так быстро вырастают и все равно целыми днями торчат в школе, но ты совершил что-то потрясающее, я искренне это говорю, и мне очень важно, что тебе нравятся мои книги, я не просто языком болтаю, потому что по большому-то счету дело не только в том, сколько народу их купило.
