— Прекрати, я сказал! — прокричал он. — Ты пугаешь Америку!
На лбу у него надулась жила, которая проступала, только когда он бывал в ярости. Я толкнул его, он — меня. Я махнул кулаком, но он увернулся.
— Я съезжу, — умоляюще проговорила Мерик. — Увижу, что с ней все в порядке, и позвоню тебе!
Я опустил руки. Из открытой входной двери тянуло холодом, но с висков капал пот. Дышал я так, будто пробежал марафон.
Америка бросилась в комнату Шепли. Через пять минут вышла оттуда одетая и причесанная. Шеп подал ей пальто и, поцеловав на прощание, ободряюще кивнул. Она взяла ключи и ушла, хлопнув дверью.
— Сядь, черт возьми. И успокойся! — скомандовал Шепли, указывая на кресло.
Я закрыл глаза и сел, поднеся трясущиеся руки к лицу.
— Тебе повезло. Еще две секунды, и я позвонил бы Джиму. И твоим многочисленным братьям.
Я покачал головой:
— Не говори ничего папе.
Глаза защипало от соленых слез.
— Рассказывай, что произошло.
— Я трахнул ее. То есть нет, не я ее… а мы…
Шепли кивнул:
— И от этого вам обоим снесло крышу. Чья была идея?
— Эбби, — ответил я, моргнув. — Я пытался ее отговорить, предлагал подождать, но она меня разве что не умоляла. — На лице Шепа изобразилось почти такое же замешательство, какое чувствовал я сам. Я взмахнул руками и уронил их на колени. — Может, я сделал ей больно. Не знаю.
— Как она после этого себя вела? Сказала что-нибудь?
Я на секунду задумался.
— Сказала: «Ничего себе первый поцелуй!»
— А?
— Несколько недель назад она проболталась, что всегда нервничает из-за первого поцелуя с парнем. Меня это рассмешило.
Шепли нахмурился:
— В любом случае не похоже на то, чтобы она была огорчена.
— Я сказал, это ее последний первый поцелуй, — усмехнулся я, вытирая нос футболкой. — Шеп, я думал, все хорошо. Она наконец-то подпустила меня к себе. Но зачем было просить меня… перед тем как просто взять и уехать?
Шепли медленно покачал головой. Мое признание его озадачило.
— Не знаю, старик. Америка выяснит. Скоро мы поймем, в чем дело.
Я уставился в пол, прокручивая возможные варианты развития событий. Потом поднял на Шепа глаза и спросил:
— Что мне делать?
Он взял меня за плечо:
— Для начала приберись. До их звонка тебе точно хватит работы.
Я вернулся к себе в спальню. Выбитая дверь валялась на голом матрасе. По полу были разбросаны осколки зеркала и банки. Можно было подумать, в комнату попала бомба.
Шепли появился на пороге с совком, веником и отверткой:
— Я займусь стекляшками, а ты — дверью.
Я кивнул и принялся за работу. Едва успел ввинтить последний шуруп, зазвонил телефон. Я вскочил с пола и, подбежав к тумбочке, схватил трубку. На ней высветился номер Америки.
— Мерик? — проговорил я, задыхаясь.
— Это я, — тихо ответила Эбби.
Она явно нервничала. Я хотел уговаривать ее вернуться и собирался просить прощения, но спохватился, что не знаю, в чем я виноват. Тогда я рассердился:
— Как это понимать, Эбби? Я просыпаюсь — тебя нет! Выясняется, что ты взяла и смотала удочки, даже не попрощавшись? Какого хрена?
— Извини, я…
— «Извини»? Да я чуть с ума не сошел! Ты сбегаешь среди ночи, не отвечаешь на звонки… Почему?! Я думал, между нами наконец-то все наладилось!
— Мне просто нужно было время, чтобы подумать.
— Над чем подумать? — Я замолчал, испугавшись возможного ответа на вопрос, который собирался задать: — Я… сделал тебе больно?
— Нет! Дело совсем не в этом! Мне правда, правда жаль, если я тебя расстроила. Но наверное, Америка сказала тебе, что я не люблю прощаться.
— Мне нужно тебя увидеть, — сказал я с отчаянием.
Эбби вздохнула:
— Сегодня у меня много дел. Надо распаковать вещи и перестирать гору белья.
— Ты жалеешь о том, что произошло.
— Не то чтобы… Мы друзья. Все останется по-прежнему.
— Друзья?! Какие мы, на хрен, друзья после прошлой ночи?
У Эбби перехватило дыхание.
— Я знаю, чего ты хочешь. Но пока к этому не готова.
— Тебе нужно время? Могла бы сказать прямо. Не обязательно было от меня убегать.
— Я подумала, так будет проще.
— Проще для кого?
— Я не могла заснуть. Представляла себе утро: то, как мы грузим мои вещи в машину Америки… Мне всего этого не хотелось, Трэв.
— С меня достаточно того, что ты больше не живешь со мной. Ты не можешь выпасть из моей жизни насовсем.
— Увидимся завтра. — Эбби старалась говорить непринужденно. — Это не чудачество. Мне просто нужно время, чтобы в голове все улеглось.
— Хорошо, — сказал я. — Буду ждать.
Эбби нажала отбой. Шепли осторожно на меня посмотрел:
— Трэвис… ты только что навесил дверь. Хватит на сегодня истерик, ладно?
Я уныло кивнул. В этот момент мне хотелось разозлиться: гнев было легче контролировать, чем сильную физическую боль в груди. Но разозлиться не получалось. Только грусть накатывала волнами. И я слишком устал, чтобы с ней бороться.
— Что она сказала?
— Сказала, ей нужно время.
— Ну и хорошо. Значит, не все потеряно. Ты ведь не сдашься?
Я вздохнул:
— Нет, не сдамся.
Шепли вышел в коридор, звякнув осколками стекла в совке. Я остался в спальне один и, увидев фотографии Эбби на стенах, опять захотел что-нибудь разбить. От греха подальше я направился в гостиную ждать возвращения Америки.
К счастью, вернулась она скоро. Наверное, боялась надолго оставить Шепли со мной наедине. Как только открылась дверь, я вскочил с места:
— Она с тобой?
— Нет.
— Что-нибудь еще говорила?
Америка задумалась и, сглотнув, ответила:
— Обещала, что завтра тебе не придется по ней скучать.
— Значит, она не вернется, — сказал я, опустив глаза, и плюхнулся в кресло.
Америка шагнула вперед:
— Ты это о чем, Трэвис?
Я схватился за голову:
— То, что произошло между нами ночью, не означало, будто она хочет быть со мной. Так она попрощалась.
— Ты не можешь этого знать.
— Достаточно, что знаю ее.
