Все повернули голову к Эбби в ожидании ее ответа.
Она провела рукой по волосам, явно чувствуя себя не в своей тарелке:
— Откуда ты знаешь Мика?
Я обалдел от неожиданности:
— Это же один из лучших игроков за всю историю покера! Ты с ним знакома?
— Он мой отец, — ответила Голубка с таким видом, будто это причинило ей боль.
Все зашумели:
— Вот это да!
— Черт! Я так и знал!
— Мы только что играли с дочкой Мика Эбернати!
— Мик Эбернати? Ни хрена себе!
Слова звенели в ушах, но на то, чтобы уловить смысл, потребовалось несколько секунд. Три моих брата с криками прыгали по комнате, но мне казалось, что мир застыл и кругом тишина.
Моя девушка, которая была еще и моим лучшим другом, оказалась дочерью легенды покера. Дочерью того, кем восхищались мои братья, отец и даже дед.
Ее голос заставил меня очнуться.
— Ребята, я же вам говорила: мне не стоило играть.
— Если бы сказала, что ты дочка Мика Эбернати, я бы отнесся к тебе более серьезно, — сказал Томас.
Эбби осторожно посмотрела из-под ресниц, ожидая моей реакции.
— Так это ты Счастливые Тринадцать? — ошарашенно спросил я.
Трентон встал и показал на Эбби пальцем:
— У нас дома Счастливые Тринадцать! Ничего себе! Поверить не могу!
— Так меня прозвали газетчики. Но вообще-то, они все несколько исказили, — сказала она, переминаясь.
Наконец-то до меня дошло, в чем дело, и теперь даже буйное поведение моих братьев не могло отвлечь меня от мысли о том, что девушка, в которую я влюблен, — практически знаменитость. Какая она, оказывается, крутая! До чего же это было сексуально!
— Ребята, мне пора везти Эбби домой, — сказал я, придя в себя.
Папа пристально посмотрел на Голубку поверх очков:
— А что именно исказили газетчики?
— Я не отбирала у отца удачу. То есть… Это же бред! — нервно усмехнулась она, накручивая прядь волос на палец.
Томас покачал головой:
— Нет, в интервью Мик сам сказал, что в полночь, когда тебе исполнилось тринадцать, везение отвернулось от него.
— И повернулось к тебе, — добавил я.
— Тебя воспитывали гангстеры! — воскликнул Трент, расплываясь в восторженной улыбке.
— Хм… Нет. Они меня не воспитывали. Просто… все время терлись где-то поблизости.
— Конечно, это никуда не годится, что Мик позволил журналистам смешать твое имя с грязью. Ты ведь была совсем еще ребенком, — сказал папа, качая головой.
— Мне просто повезло как новичку, — сказала Эбби.
Судя по выражению ее лица, такое внимание было ей в тягость.
— Так, значит, тебя учил сам Мик Эбернати! — восхищенно проговорил отец. — Ты играла с настоящими профи и побеждала! В тринадцать лет! Вот так да! — Он посмотрел на меня и улыбнулся. — Не ставь против нее, сынок. Она не проигрывает.
Я тут же вспомнил, как однажды Эбби поспорила со мной, зная, что проиграет и должна будет месяц прожить в моей квартире. Тогда я еще думал, будто ей на меня наплевать, а теперь вдруг понял: она уже тогда была в меня влюблена.
— Ну все, мы поехали, папа. Пока, парни.
Я погнал мотоцикл на бешеной скорости, всех подряд обгоняя. Чем быстрее мы ехали, тем крепче Эбби обхватывала меня бедрами, и от этого мне еще больше хотелось как можно скорей оказаться дома.
Голубка не сказала ни слова, когда я припарковал свой «харлей» и повел ее вверх по лестнице. Молчала она и тогда, когда я снимал с нее куртку.
Эбби распустила волосы. Я стоял, смотрел на нее и восхищался. Теперь она виделась мне как-то по-новому, и мне не терпелось ее обнять.
— Знаю, ты на меня злишься, — сказала она, глядя в пол. — Извини, что раньше тебе не сказала. Просто я не люблю об этом говорить.
Ее слова были для меня неожиданностью.
— Я? Злюсь на тебя? Да ты меня так завела, что я аж ничего перед собой не вижу! Ты как не фиг делать обчистила моих придурочных братьев, а для отца ты теперь звезда, и я уверен, что тогда, месяц назад, ты специально проиграла наш спор!
— Ну, я бы так не сказала…
— То есть ты действительно хотела выиграть?
— Э-э-э… Не совсем, — промямлила она, снимая туфли.
Я с трудом сдерживал улыбку:
— Ты хотела быть здесь, со мной! Как только это до меня дошло, я, кажется, влюбился в тебя заново.
Эбби закинула туфли в шкаф.
— Так ты на меня не злишься?
Я вздохнул. Может, я и должен был рассердиться. Но… не сердился, и все тут.
— Вообще-то, конечно, Голубка, тебе стоило пораньше рассказать мне, кто твой отец. Но я понимаю, почему ты молчала. Ты сюда приехала, чтобы забыть свое прошлое. Ну а теперь все вдруг выяснилось, все встало на свои места.
— Ну и слава богу.
— Ты мои Счастливые Тринадцать! — сказал я, хватаясь за край Голубкиной кофточки и стягивая ее через голову.
— Не называй меня так, Трэвис. Я не люблю это прозвище.
— Да ты же у нас знаменитость, Голубка!
Я расстегнул ее джинсы и помог ей из них вылезти.
— Отец возненавидел меня за мое везение. Он до сих пор считает, будто это я виновата во всех его неудачах.
Я сдернул с себя рубашку и нетерпеливо прижался к Эбби: мне хотелось скорее почувствовать прикосновение ее кожи.
— До сих пор не верю, что передо мной стоит дочка Мика Эбернати, а до сегодняшнего вечера я об этом даже не подозревал!
Она оттолкнула меня.
— Трэвис, я не дочка Мика Эбернати! Это осталось позади. Я Эбби, просто Эбби! — сказала она и, подойдя к шкафу, сдернула с вешалки футболку, которую тут же надела.
— Извини. Просто я слегка обалдел от такой новости.
— Я — это просто я! — повторила она прерывающимся голосом, приложив руку к груди.
— Да, но…
— Никаких «но»! Я потому и молчала, чтобы ты не смотрел на меня, как сейчас! — Она закрыла глаза. — Я не хочу жить по-старому, Трэв. Даже с тобой.
— Ну все, все, успокойся, Голубка. Давай не будем перегибать. — Я обнял ее, внезапно испугавшись того, куда нас мог завести этот разговор. — Мне без разницы, кем ты была раньше и кем больше не хочешь быть. Мне нужна только ты, какая ты есть сейчас.
— Значит, это нас с тобой объединяет.
Я мягко потянул Эбби в постель, и мы улеглись рядом. Волосы у нее пахли шампунем и табачным дымом.
