— Не могу.
— Знаю, — ответил я дрогнувшим голосом. — Я с самого начала понимал, что недостоин тебя.
На Голубкином лице появилось болезненное выражение, она покачала головой:
— Дело не только в тебе, Трэв. Мы просто друг другу не подходим.
Я хотел возразить, но Эбби была права. Она заслуживала лучшего и стремилась найти свою судьбу. Кто я, на хрен, такой, чтобы мешать ей?
Подумав об этом, я глубоко вздохнул и положил голову Голубке на грудь.
Я проснулся, услышав шум и возню внизу.
— Ой! — крикнула Эбби с кухни.
Я сбежал по лестнице, на ходу натягивая футболку:
— Все в порядке, Голубка? — От босых ступней по всему телу растекался холод. — Черт! Пол просто ледяной!
Я попрыгал на одной ноге, потом на другой. Эбби подавила смешок. Было еще совсем рано: часов пять или шесть. Все, кроме нас, спали. По утрам я всегда легко возбуждался и теперь, глядя, как Эбби наклоняется, чтобы засунуть противень в духовку, еле себя сдержал.
— Можешь залезать обратно в постель. Я спустилась только поставить индейку.
— Ты со мной?
— Да.
— Тогда пойдем. — Я махнул в сторону лестницы.
Вернувшись в спальню, я снова стащил с себя футболку. Мы забрались под одеяло, натянув его до ушей. Голубка дрожала от холода. Я обнял ее и стал ждать, когда тепло наших тел создаст для нас кокон.
Посмотрев в окно, я увидел, как с серого неба падают крупные снежинки. Я поцеловал волосы Эбби, — казалось, она таяла у меня в руках. Нам было так хорошо, что можно было подумать, будто у нас все по-старому.
— Смотри, Голубка: снег пошел.
Эбби повернула голову к окну.
— Да… погода прямо рождественская, — сказала она и нежно прижалась ко мне щекой. Почувствовав, что я вздохнул, посмотрела на меня и спросила: — Что с тобой?
— В Рождество тебя здесь не будет…
— Зато я здесь сейчас.
Я слегка улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать Эбби в губы. Она отстранилась и покачала головой:
— Трэв…
— Голубка, мне осталось провести с тобой меньше суток. Я хочу целовать тебя. Много. Весь день. При каждой возможности. Если нужно будет, чтобы я прекратил, просто скажи, но до тех пор, пока ты меня не остановишь, я постараюсь насладиться каждой секундой нашего последнего дня.
— Трэвис… — проговорила Эбби, но замолчала и после нескольких секунд раздумья перевела взгляд с моих глаз на губы.
Я не мешкая наклонился и поцеловал ее. Я не надеялся на большее, чем короткое и нежное прощальное прикосновение, но поцелуй получился долгим: Голубкине тело отзывалось на каждое мое движение, а моя кровь бурлила, призывая не останавливаться. Я прижал Эбби к себе, и она раскрыла ноги, позволяя мне протиснуться между ними.
Через мгновение Голубка была уже раздета. Я парой быстрых движений сбросил то, что было на мне, и, прижавшись губами к ее рту, ухватился руками за витую решетку изголовья. Как только я вжался в тело Эбби, меня обдало жаром, и я быстро задвигался, не в силах себя контролировать. Упершись ногами в матрас, Голубка выгнула спину и приподняла бедра. Я застонал, не отрываясь от ее губ, и скользнул еще глубже.
Одной рукой вцепившись в решетку, а другой поддерживая голову Эбби, я раскачивался, чувствуя, как уходит боль и забываются все наши ссоры. Вскоре свет, падавший из окна, стал ярче, а на коже у нас выступили капли пота, делая скольжение наших тел еще легче.
Я уже почти закончил, когда Эбби впилась ногтями мне в спину. Ноги у нее задрожали. Я задержал дыхание и в последний раз вошел в нее, застонав от судороги, пробежавшей по телу.
Голубка выпустила меня и откинулась на матрас. Вся она была расслаблена, волосы на лбу стали влажными. Я дышал так, будто только что пробежал марафон. По лбу и вискам струился пот.
Внизу негромко зазвучали голоса. Глаза у Эбби загорелись. Я лег на бок, с обожанием оглядывая ее лицо.
— Кажется, ты собирался меня просто поцеловать, — сказала она совсем по-прежнему, будто мы и не ссорились.
— Как насчет того, чтобы проваляться в постели весь день?
— Я же приехала сюда, чтобы готовить, забыл?
— Ты приехала помогать мне, а я в ближайшие восемь часов не собираюсь даже заглядывать на кухню.
Эбби дотронулась до моего лица, и по выражению ее глаз я понял: она хочет мне что-то сказать.
— Трэвис, по-моему, мы…
— Не говори ничего, ладно? Не хочу думать об этом раньше времени, — сказал я, вставая и надевая трусы. Потом, натянув футболку, подошел к Голубкиной сумке, достал оттуда одежду и бросил на кровать. — Пусть у меня останутся только приятные воспоминания об этом дне.
Время летело с бешеной скоростью. Казалось, мы только проснулись — и уже обед. Я дорожил каждой минутой, огорчаясь из-за того, как стремительно приближается вечер.
Я упивался присутствием Эбби, и все это видели. А мне не хотелось помнить, что она притворяется. Когда она была рядом, я плевал на правду.
Мы сели ужинать, и отец настоял на том, чтобы я разрезал индейку. Голубка гордо улыбалась, пока я выполнял это почетное поручение.
Члены клана Мэддоксов быстро уничтожили все, что Эбби наготовила, и осыпали ее комплиментами.
— Наверное, мало было еды? — рассмеялась она.
Отец дочиста облизал вилку и улыбнулся:
— Ну что ты, Эбби! Всего хватило, просто мы решили набить животы до следующего года… Если, конечно, ты снова не порадуешь нас в Рождество. Теперь ты одна из нас, Мэддоксов. Я на все праздники рад тебя видеть, и не только для того, чтобы ты готовила.
Слова отца напомнили мне об истинном положении вещей, и улыбка исчезла с моего лица.
— Спасибо, Джим, — ответила Голубка.
— Папа, что ты такое говоришь? Пускай готовит. Я с пяти лет так вкусно не ел. — Трентон, засунув в рот сразу полкуска орехового пирога, блаженно замычал.
Братья убирали со стола и мыли посуду, а я сидел рядом с Эбби на диване, стараясь не обнимать ее слишком крепко. Отец уже задремал: он так наелся, что не мог больше бороться со сном.
Я положил Голубкины ноги к себе на колени и, скинув туфли, стал большими пальцами массировать ступни. Я знал: Эбби это нравится — и хотел ненавязчиво напомнить о том, что вместе нам было хорошо. Но момент нашего расставания приближался. В глубине души я это чувствовал.
Она любила меня. И слишком жалела, чтобы отогнать от себя, пока не поздно. Я сказал, что не смог бы просто так взять и уйти, но, может, в этом-то и беда: если я любил Голубку, то не должен был своим присутствием комкать ей жизнь. И в то же время, если я не хотел потерять Эбби окончательно, не стоило удерживать ее насильно. От этого мы бы только опротивели друг другу.
